Всеволод Залесский. Дилогия
Шрифт:
– Как только стемнеет, мы начнем стелить гать, – сказал Сличенко. – Пока, до темноты, все будут переносить старые бревна с вырубки вот сюда, к болоту. Быстро, но без шума. Надеюсь, что нелетная погода продержится хотя бы до ночи и что немцы в лес не сунутся… Лейтенант Симагин поставит конкретную задачу каждому. Я, к сожалению, однорукий, посему займусь обороной. На всякий случай…
И снова Сличенко виновато улыбнулся, и снова люди в строю подумали о том, что плохо капитану, что нужно ему помочь…
Даже Егоров на пять минут поверил в искренность капитана. Только после того, как лейтенант Симагин стал расставлять людей для работы, а Сличенко,
– Я дам вам в помощь пару бойцов, – сказал Сличенко спокойным голосом, будто и не дрожавшим несколько минут назад. – Проверьте снаряды, мало ли что…
– Я, простите, в части двигателя вряд ли что смогу заметить и сделать. – Егоров достал папиросу и закурил.
– С вами пойдет оружейник. Вы проверьте боевую часть, пожалуйста. Мне бы очень не хотелось, чтобы при разгрузке произошло что-нибудь эдакое… – Сличенко здоровой рукой нарисовал в воздухе перед собой затейливую фигуру.
– Товарищ капитан! – К Сличенко быстрым шагом подошел командир пехотного прикрытия батареи лейтенант Яковлев.
– А, Витек… – Лицо капитана мгновенно приобрело выражение приятельское и настолько ласковое, что Егоров почувствовал приступ тошноты. – Ты уж займись рубежом обороны… Все пулеметы – к просеке, сразу за оврагом. Сюда немцам, понимаешь, только одна дорога, так что… Бойцов возьми только из пулеметных расчетов, остальных, уж извини, я у тебя заберу в саперы… Одного-двух выдвини вперед, дозором, если немцы все-таки нас найдут, то остальные успеют занять позиции. Если сможешь, выкопай, пожалуйста, окопы. Чем больше, тем лучше. И чем быстрее… Ну, ты понял.
Яковлев козырнул и ушел.
– И никто не спрашивает, зачем и почему, – удовлетворенно произнес Сличенко, повернувшись к Егорову. – Вот за что я люблю Красную армию. Каждый четко знает свои обязанности. За правильностью действия командира наблюдает комиссар, а если комиссар погиб в неравном бою с врагом, то вроде как и некому следить…
– Вы собираетесь перебраться через болото? – спросил Егоров.
– Я не сошел с ума, уважаемый Артем Егорович, – еле слышно засмеялся капитан. – Я могу производить впечатление человека странного и даже быть человеком странным, но не настолько, чтобы рассчитывать силами ста двадцати человек за ночь протянуть гать на три с половиной километра. Пусть и болото тут не слишком глубокое, и дно не очень топкое… Кстати, бревен тоже на такую гать не хватит. Нам нужно преодолеть чуть больше ста метров. Всего ничего. Но нужно это сделать за темное время суток…
– И зачем? Что там, в ста метрах?
Сличенко потер подбородок, двухдневная щетина заскрипела под пальцами, и капитан недовольно поморщился.
– Любому другому я бы не ответил. И даже послал бы к чертовой матери, – сказал Сличенко, – но вам, уважаемый Артем Егорович…
– Не ерничайте, капитан! – не выдержал Егоров и бросил на землю недокуренную папиросу. – Я и так уже слишком долго терплю…
– Совсем чуть-чуть осталось, Артем Егорович. Вот столько… – Сличенко показал пальцами, как мало осталось терпеть военинженеру. – Построим гать, перетащим по ней на островок установки, развернем… тут ведь в чем проблема – мы в лесу, а наша цель – вот-от там, за деревьями и за холмом. Как бы я ни пыжился, а не смогу навестись так, чтобы и по цели попасть, и деревья не задеть… Выход? Правильно – выйти на пустое место. А где его тут найдешь? Тоже правильно, на болоте. Плохо, что в результате мы
– Что осталось, то и…
– Я не в упрек. Исключительно в качестве констатации. – Сличенко вздохнул, посмотрел на солнце. – Бревна-то мы подтащить к болоту успеем, а вот успеем ли с гатью? Как полагаете?
– А если не успеете?
– Придется сидеть здесь еще сутки, а этого совсем бы не хотелось… Во-первых, тогда группа Мордасова накрылась совсем напрасно. – Сличенко печально покачал головой, потом посмотрел в глаза Егорову и усмехнулся. – Во-вторых, кто-то из группы мог попасть в плен и проболтаться, что в лесу укрываются еще четыре установки… И немцы бросятся искать… Думаю, они даже авиацию поднимут, несмотря на погоду… Очень не хотелось бы, чтобы все мои начинания и поступки закончились пшиком.
– Можете не успеть, – сказал Егоров с затаенным злорадством.
– Мы постараемся, – ответил Сличенко.
И они успели.
В темноте, присвечивая себе фонарями, матерясь, срываясь в болото, проваливаясь с головой, бойцы с настойчивостью и обреченностью муравьев таскали бревна, вбивали их в грязь, одно за одним.
Удары бревном по бревну гулко разносились по болоту, но Сличенко замечаний не делал и даже не требовал сохранять молчание. До рассвета немцы в лес не полезут, даже услышав все эти шумы. А с рассветом Сличенко и сам не собирался прятаться.
Около трех часов ночи гать была закончена, и капитан, приказав зарядить установки на твердой почве, сел в кабину первым. Было понятно, что он бы и за руль сел сам, но раненая рука ему этого не позволила. Перед машиной шли бойцы, указывая направление и проверяя, не расползся ли настил. Все было сколочено на скорую руку, но четыре установки и машину со снарядами гать выдержала.
Установки выехали на небольшой островок, приминая чахлые кусты. Сличенко развернул реактивные минометы в сторону леса, навел, сверяясь с картой и компасом. Машина с боеприпасами на островке не поместилась, пришлось оставить ее на гати, а снаряды перенести на руках.
– А вы сомневались, – сказал Сличенко Егорову. – Вы даже, как мне показалось, надеялись, что я не успею…
– Вам показалось, – отрезал раздраженно Егоров.
Теперь, когда до залпа оставались считаные минуты, он почувствовал, что руки начинают мелко дрожать и желудок сводит судорога. Сейчас может произойти то, к чему он готовился всю свою жизнь. И чего боялся.
Он знал, что рано или поздно должен будет сделать это, и даже смог себя убедить, что ничего такого особо страшного и преступного в этом нет. И понимал, что все равно рано или поздно кто-то отдаст приказ… Немыслимо иметь такую возможность и не воспользоваться ею… Во всем мире к этому относились как к неприятной, но вполне разумной возможности добиться победы.
Это папа римский в Средние века запрещал арбалеты как дьявольские механизмы. А в наше время…
Егоров попытался сплюнуть, но слюна была вязкой, повисла на губе, и Егоров торопливо стер ее носовым платком.
И все-таки ему было страшно.
Такого холодящего ужаса он не испытывал, наверное, никогда, даже на полигоне при испытаниях, когда вместе с бойцами шел по пораженной местности в прорезиненном плаще и понимал, что в любую секунду может…
Егоров полез в карман за папиросой, но вспомнил, что последние отдал бойцам, вместе с которыми проверял снаряды.