Вскрытие показало...
Шрифт:
Зеленый все не загорался. Наконец у светофора проснулась совесть, и я смогла перейти на другую сторону улицы. Я поравнялась с магазином компьютеров и вспомнила о Люси. В магазине нашлось кое-что для нее интересное – не какая-нибудь "стрелялка", а учебное пособие по истории, с репродукциями, биографиями художников и музыкантов и с тестами. Вчера мы с Люси взяли напрокат катамаран и вдоволь наплавались по небольшому озеру в парке. Люси, подрулив к фонтану, устроила мне настоящий душ, я не осталась в долгу – в общем, мы обе основательно промокли. Потом мы купили булочек
В пятнадцать минут второго я вошла в приемную главного офиса отдела судмедэкспертизы. Бентон Уэсли опередил меня – он уже читал "Уолл-стрит джорнэл", усевшись на кушетку.
– Надеюсь, у тебя в сумочке найдется бутылочка чего-нибудь эдакого, – оживился Уэсли при моем появлении. Он сложил газету и потянулся к своему портфелю.
– А как же. Специально для тебя припасла винный уксус.
– Не обращай внимания. Порой мне бывает так паршиво, что я воображаю, будто в кондиционере у нас вместо воды – чистейший джин.
– Такое воображение достойно лучшего применения.
– Видишь ли, это единственная из моих фантазий, которую я осмеливаюсь озвучить в присутствии дамы.
Уэсли служил в ФБР – отвечал за работу с подозреваемыми. Его кабинет располагался в другом здании, но там Уэсли практически не появлялся. Свободное от разъездов время он посвящал преподавательской деятельности – читал в Национальной академии в Квонтико курс по расследованию убийств и делал все, что мог, чтобы программа немедленного задержания особо опасных преступников не канула в Лету, едва вступив в силу. Одним из нововведений этой программы явилось создание региональных команд, которые должны были стать промежуточным звеном между главным прокурором и опытными детективами. Уэсли позвонили из полицейского управления Ричмонда после того, как была найдена вторая женщина с удавкой на шее. Марино же совмещал обязанности сержанта полиции и представителя региональной команды, то есть был партнером Уэсли.
– Я пришел пораньше, – оправдывался Бентон уже в коридоре, – потому что прямо от зубного. Но ты можешь есть в моем присутствии, меня это не смутит.
– Думаешь, мне кусок в горло полезет?
Уэсли ухмыльнулся.
– Извини. Я забыл, что ты не доктор Кэгни. Он, видишь ли, всегда держит на столе в анатомичке пакет сырных крекеров и прямо там устраивает перекус. Вот ему кусок в горло лезет в любой обстановке.
Мы вошли в крохотную комнатку, где имелись холодильник, автомат по продаже кока-колы и кофе-машина.
– Просто удивительно, как Кэгни до сих пор не подцепил гепатит или СПИД, – заметила я.
– СПИД был бы в самый раз, – засмеялся Уэсли.
Доктор Кэгни, как большинство старых циников, слыл убежденным гомофобом. "Опять педераст, мать его", – ругался он, когда на экспертизу доставляли труп человека, при жизни придерживавшегося соответствующей ориентации.
Я спрятала салат в холодильник. Уэсли продолжал развивать мысль:
– Хорош был бы Кэгни,
При первой встрече Уэсли мне не понравился – уж очень его внешность и повадки соответствовали образу агента ФБР, а я на тот момент имела собственные предубеждения. Правильные, несколько резкие черты лица Уэсли, ранняя благородная седина, предполагавшая, что в молодости волосы у него были темные, поджарая фигура неизбежно вызывали ассоциации с определенным типажом из крупнобюджетных боевиков. Уэсли носил дорогие туфли, безупречные костюмы цвета хаки, синие шелковые галстуки с вычурным узором и непременно белые накрахмаленные рубашки. Я никогда не видела его не при полном параде.
Уэсли имел степень по психологии. Раньше он был ректором высшей школы в Далласе. В Бюро Уэсли начинал региональным агентом, затем внедрился в группировку взяточников, затем его перевели сюда. Теперь Уэсли работает с подозреваемыми. Кого попало в этот отдел не возьмут – человек должен иметь аналитический ум. Мне даже кажется, что одного аналитического ума недостаточно – необходимы паранормальные способности. В общем, сейчас у меня с Уэсли дружеские отношения.
Мы налили себе по стаканчику кофе и, пройдя по коридору и повернув налево, оказались в конференц-зале. Марино, к моему немалому удивлению, уже явился и теперь, сидя за длинным столом, разбирал документы, которые принес с собой в толстом портфеле.
Не успела я выдвинуть стул, как Марино пошел в наступление.
– Заскочил сегодня в отдел серологии. Думаю, вам интересно будет узнать, что у Мэтта Петерсена первая группа крови и нет антигенов в слюне и сперме.
Уэсли посмотрел Марино прямо в глаза:
– Это вы о муже последней жертвы?
– Конечно. У него нет антигенов в слюне и сперме. И у маньяка их тоже нет.
– Вообще-то антигенов нет у двадцати процентов населения, – холодно заметила я.
– Знаю, знаю. У двух из десяти, – отвечал Марино.
– А это приблизительно сорок четыре тысячи человек в таком городе, как Ричмонд. Если учесть, что половина из них женщины, остается двадцать две тысячи, – продолжала я.
Марино, одарив меня неприязненным взглядом, щелкнул зажигалкой.
– Знаете что, доктор Скарпетта? – произнес он медленно, растягивая слова и не вынимая сигарету изо рта. – Вы сейчас говорите как последний продажный адвокат.
Через полчаса мы с Уэсли и Марино (я – во главе стола, мужчины по бокам) рассматривали фотографии четырех убитых женщин.
Самая сложная (и занимающая уйму времени) работа – определение внешнего вида, социального положения и возраста убийцы. Затем ищут общие черты у всех его жертв и снова высказывают предположения относительно характеристик преступника.
Уэсли взялся описать убийцу. Это был его конек: никто лучше Уэсли не мог дать психологический портрет маньяка и охарактеризовать его эмоции во время совершения убийства. Во всех четырех случаях маньяк действовал в соответствии с предварительно составленным планом. Он избивал, насиловал и душил холодно, спокойно, методично.