Вскрытие показало...

Корнуэлл Патрисия

Эмберги хлопнул по столу стопкой листов.

– Пока что, доктор Скарпетта, в статьях обнаружились ссылки на некий "медицинский источник". Этот самый источник цитировали семнадцать раз с момента первого убийства, что наводит меня на определенные мысли. Подтверждает мои подозрения и характер подробностей, приведенных в прессе, а именно: поврежденные проводом сосуды, свидетельства сексуального насилия, способ, которым убийца забирается в дом, информация о том, где именно были найдены тела, а также тот факт, что в данный момент идет работа по идентификации ДНК. Согласитесь, все

эти подробности легко соотносятся с упомянутым "медицинским источником". – Эмберги посмотрел на меня долгим взглядом. – И, насколько я понимаю, вся эта информация соответствует действительности?

– Не совсем. В газетах были некоторые неточности.

– Например?

Ох и не хотелось мне вдаваться в подробности! Вообще не хотелось обсуждать эту тему с Эмберги. Но он имел полное право спрашивать. Я должна была обо всем докладывать спецуполномоченному, потому что над ним стояло высшее начальство – и тоже требовало отчета.

– Например, после первого убийства в новостях сообщалось, что Бренду Степп задушили поясом коричневого цвета. А на самом деле это были колготки.

Эмберги законспектировал мои слова.

– Еще что?

– В случае с Сесиль Тайлер писали, что ее лицо, а также постельное белье было в крови. Это, мягко говоря, преувеличение. На теле не обнаружено столь серьезных повреждений. Да, у Сесиль шла кровь из носа и рта, однако это результат удушения, не более.

– А упоминали ли вы об этом в предварительных отчетах? – поинтересовался Эмберги, закончив писать.

Вот оно. Наконец-то понятно, что у него на уме. Впрочем, мне понадобилось лишь несколько секунд, чтобы успокоиться. Эмберги имел в виду предварительный отчет о ходе расследования. Эксперт просто описывает то, что видит на месте преступления и узнает от полиции. Данные в таком отчете не всегда точны, потому что он пишется в не самых подходящих для сосредоточения условиях и до вскрытия.

К тому же пишут отчет не судмедэксперты, а обычные практикующие врачи, добровольцы, за пятьдесят долларов, положенных за каждый выезд на место аварии, самоубийства или убийства, способные сорваться с места среди ночи или испортить семье выходные. В первую очередь они должны определить, требуется ли вскрытие, все подробно описать и сделать побольше фотографий. Даже если один из врачей-волонтеров, находящихся у меня в подчинении, и спутал спросонья колготки с поясом, никакого криминала в этом не было – мои врачи никогда не давали интервью.

Но Эмберги уперся рогом:

– И все же я хочу знать, были ли упомянуты в предварительных отчетах коричневый пояс и окровавленные простыни.

– Нет, по крайней мере не так, как об этом писали журналисты.

– Знаем мы, как пишут журналисты – делают из мухи слона, – встрял Таннер.

– Послушайте, – начала я, по очереди оглядев всех троих, – если вы намекаете на то, что информация просочилась в прессу через моих врачей-добровольцев, то вы глубоко заблуждаетесь. Я прекрасно знаю обоих врачей, которые писали отчеты о первых двух убийствах. Я с этими людьми уже несколько лет работаю. Они ни разу не прокололись. Отчеты по третьему и четвертому убийствам я составляла сама. Журналисты получают сведения не из моего офиса.

На месте преступления толклось достаточно народу – проболтаться мог кто угодно. Хотя бы ребята из бригады "скорой помощи".

Эмберги заерзал в кресле – заскрипела кожа.

– Я это проверил. Всего было задействовано три бригады. Ни в одном из четырех случаев ни один санитар не появлялся непосредственно на месте преступления.

Я спокойно заметила:

– Как правило, неизвестные источники при ближайшем рассмотрении оказываются сложной комбинацией источников известных. Ваш "медицинский источник" может быть этаким дайджестом: что-то сказал санитар, что-то – полицейский, остальное журналист подслушал или подсмотрел, пока вертелся около дома жертвы.

– Все это вполне возможно, – кивнул Эмберги. – Думаю, никто из нас не считает, что информация в прессу просачивается из главного офиса судмедэкспертизы – по крайней мере, что она просачивается умышленно...

И тут я взорвалась.

– Умышленно? Вы что, намекаете, что мы умышленно информируем журналистов? – Я уже приготовилась привести убийственные аргументы в свою защиту, однако слова внезапно застряли у меня в горле.

По шее вверх поползла горячая волна. Я все поняла. Моя база данных. Неужели Эмберги намекает на вторжение в мою базу данных? Откуда же он узнал?

Эмберги продолжал как ни в чем не бывало:

– Люди любят поговорить, и наши сотрудники не исключение. Вечером поделился с женой, назавтра рассказал приятелю – и все без задней мысли. Теперь поди найди крайнего. Как говорится, слухами земля полнится. Оглянуться не успеешь – а журналюгам уже известно все и даже больше. Мы должны выяснить, чьих это рук дело – камня на камне не оставить, но выяснить. Надеюсь, вы понимаете, что утечка кое-каких сведений – уже произошедшая утечка – может существенно усложнить расследование?

Таннер был лаконичен:

– Мэр очень недоволен. Мало того что Ричмонд лидирует по количеству убийств на душу населения, так еще и пресса расстаралась. Более неподходящий момент для таких статей и представить трудно. У нас тут отелей понастроили для конференций, а после сообщений про маньяка кто к нам приедет? Кому охота жизнью рисковать?

– Никому, – холодно отвечала я. – Только вряд ли кто-нибудь одобрит такую позицию городских властей. Вряд ли кому-нибудь будет приятно узнать, что мэр только и думает, как бы не сократились доходы от туризма.

– Кей, – Больц попытался меня урезонить, – никто ничего такого не имел в виду.

– Ни в коей мере, – поспешно встрял Эмберги. – Но мы все должны учитывать. А ситуация чревата. Одна ошибка с нашей стороны – и нам всем несдобровать.

– Несдобровать? Почему? – спросила я осторожно и по привычке посмотрела на Больца.

Больц напрягся – видно было, что он нечто знает. Наконец он неохотно произнес:

– Из-за последнего убийства мы все словно на пороховой бочке. В деле Лори Петерсен есть некие обстоятельства, о которых пока не говорят. Слава Богу, журналисты еще не пронюхали. Правда, это только дело времени. Кто-нибудь да разузнает, и если мы первые не решим проблему – без шума и пыли, – то слетит немало голов.