Вскрытие покажет любовь
Шрифт:
– Обычный рычаг давления. У тебя таких нет? – поднимает серьёзный взгляд, и тут же снова начинает печатать.
Сижу в компании трех следаков. Структуры Дениса и Димы мне хорошо известны, за столько-то лет. Константина и суток не знаю, но энергетика у мужчины явно другая. Подавляет.
Желания с ним говорить у меня как не было, еще в моей машине, так и сейчас нет.
– Наши коршуны из Москвы ещё ночью слетелись. Походу и твои прилетят, – Денис намекает на здравоохранение. – Вот тебе скажут спасибо. Трупом
– Ты дворец тот хатой назвал? – ржёт Дима.
Врач из меня никакой. Ничего бы не вышло. С живыми мне очень боязно работать. Груз ответственности давит. Я, блин, зашиваю после вскрытия так, будто человек после ещё на пляж попадёт. А тут целая жизнь впереди.
У папы последствия помню единожды. На операционном столе умер мальчик, немного младше нас с сестрой. Неделю после он пил. По больнице пошли слухи даже, мол, это сын его был внебрачный. Мерзко. Сестра с папой какое-то время даже не разговаривала.
Чувствую на себе взгляд.
Костя. Ну и что тебе надо? Смотрит всё так же сосредоточенно.
– Васильна, – Денис толкает меня плечом, – ты как будешь нас двадцать пятого поздравлять?
Мои брови легонько ползут вверх.
– Тебя с днём следственного комитета? С чего вдруг?
– Я был не виноват. Меня незаконно понизили, – не унимается весельчак. Надеть на него колпак, и точно будет гномик из «Белоснежки».
– Осенью поздравлю, не переживай, – подмигиваю.
– Осенью в твоём шикарном платье будет прохладно. Если только в каком-нибудь номере, – скалится.
Знаю, он шутит. И тем не менее.
– Ты охренел?
– Я заценил. Мы все заценили, – обводит компанию взглядом. – Не злись ты. Я же любя.
У меня на лице всё написано.
– У тебя денег столько нет, чтоб в номер с тобой, – пью свой кофе, после легонько провожу языком по верхней губе. Дэн ловит взглядом.
– Я займу! – говорит, положа руку на сердце.
– Тебя на работу подвезти? – вступает Костя, отложив телефон.
Машину я оставила дома, когда собственно и переодевалась наспех.
– Если несложно, только не на работу. В больницу сначала, там всё рядом.
– Ты к этому?
– Да, – объяснять, почему меня так волнует выживший мужчина, никому не хочу.
Видя, как я не слишком ловко залезаю в «Крузак», Константин усмехается. Капец, какие все весёлые.
– Не намного выше твоей, – настроение его явно стало получше.
– Там мне привычней. Всё родное.
– Судаки так хорошо зарабатывают?
– А следаки? – смотрю на него, прищурившись. Да-да, я вас знаю.
– Папа подарил, – безразлично пожимает плечами. Его эго данный факт не ущемляет.
– Мне тоже, – смеюсь. Это не правда, но кто это знает? Машина была моим первым ни от кого
– А я уж грешным делом подумал, – приподняв уголок губ, выдыхает с таким облегчением. Да ладно, не обидно. Все так думают.
В отделение захожу немного с опаской, мне ещё ртуть не простили. А тут снова повод подкинула. Не впервой всех бесить. Спустя девятнадцать лет оказалось, что я сестре родной поперек горла. Тут-то люди чужие, как ни крути, не так больно.
– Припевочка наша, – на посту медсестер, который находится прямо на входе, встречаю одного из реаниматологов. – Не сомневался даже, что ты постаралась. Умница наша, – приобнимает меня за плечи.
– Можно к нему? Я из-за стекла посмотрю, – стараюсь выглядеть максимально располагающей. Это трудно.
– Ты, как маньяк, которого на место преступления тянет. Проходи, конечно, – указывает мне нужное направление. – Девушки, дайте Алёне одежду.
Как загипнотизированная, стою и смотрю на него. Нас разделяет дверь со стеклом и еще пара метров. Не знаю, как объяснить, вижу чудо, ранее мне неведанное. Живой человек в моём царстве мертвых.
В двадцать два я поняла: кардиолог из меня не получится. Затупила на операции очень жёстко. Просто кошмар. Не первый мой раз был, но увидела орган, и поплыла. Не обморок, загруз. Ведущий хирург, взрослый дядька, орал так… просто кошмар. Мол, мне только мясо в лавке разделывать, с моей-то реакцией, а калечить людей он мне не даст. Тут никто ни с кем не сюсюкается. Я, собственно, и сама больше не захотела. Разом всё отрубило.
Потом были такие же вопли, только отца. Поначалу он даже не знал, потом было поздно.
Сейчас смотрю на него и думаю: может, не так всё и плохо? Я тоже могу приносить пользу.
Дальше начинается полная феерия. У нас «полная посадка», да не только у нас. Все однотипные, понятно всё сразу. Ничего для науки не извлечь. Когда есть время, интересно бывает поизучать на скрытые болезни и отклонения. Сейчас же следаки всех ведомств стоят над душой. Не до этого.
– Вы у нас прячетесь? – поднимаю глаза, когда понимаю, что нифига этот парень меня не слушает. Стоит, зевает, стены разглядывает. – Всё самое интересное тут, – указываю глазами на человека, к моему сожалению, не живого.
Морщит лоб.
– Простите, Алёна, отвлекся.
Вот если бы не отвлекались всякие там, то я бы в девять вечера дома была, а не крутилась на стуле в кабинете, откинув голову на подголовник.
Не могу даже встать. Сил нет, от слова совсем.
Присела, когда позвонила Альбина, да так там и осталась. Уже минут десять просто сижу.
Не думала, что замужество может так резко менять людей. Впервые с того самого памятного случая поговорили с ней легко и беззаботно.
Всего-то надо было – замуж выдать.