Вслед за героем
Шрифт:
Сержант объяснил капитану, потом познакомились и мы.
Тут я узнал подробности вчерашних событий. После того как Абдурахманов занял опорный пункт гитлеровцев на развилке шоссейных дорог, батальон был расчленен фашистами, прорвавшимися из окружения.
— К сожалению, мы пока еще не установили их численности. По всей вероятности, и они ничего о нас не знают, потому что действуют робко. — Капитан помолчал, прислушиваясь к слабой перестрелке, а потом закончил:
— А тут еще несчастье: командира роты из строя
— Почему «был»?
— Боюсь, что ранение смертельное, в живот.
Капитан Александров
Линия переднего края проходила всего лишь в сотне метров от КП. Оттуда доносились звуки вялой перестрелки. С нашей стороны начала действовать еще и дальнобойная артиллерия. Ее далекие и глухие залпы доходили до нас после того, как где-то высоко над головами, с шуршанием и треском вспарывая воздух, пролетали тяжелые снаряды.
Каждый раз после такого выстрела капитан Александров поднимал вверх усталые глаза, прислушиваясь, и снова молча опускал голову.
Я думал о своих делах. Итак, я уже почти в батальоне Абдурахманова и скоро смогу приступить к выполнению своей задачи. Я сказал об этом капитану и, увидев на его лице улыбку, решил, что он согласен со мной. Однако услышал я совсем другое:
— Нет, лейтенант, все-таки до абдурахмановского батальона далековато, — показав на запад, он добавил: — Там сейчас горячие дела… А впрочем, надеюсь, что мы скоро соединимся. Когда наши части закончат окружение…
К вечеру из штаба полка прибыл приказ: впредь до особых распоряжений не предпринимать самостоятельных действий.
Уже наступили сумерки, когда сверху, у входа, раздался голос:
— Разрешите войти?
— Войдите.
Каково же было наше удивление, когда мы при свете лампы увидели знакомую фигуру Мадраима — уже только с одним чемоданом.
— Товарищ капитан, прибыл в распоряжение командира батальона майора Абдурахманова.
Здоровое круглое лицо Мадраима выражало одну просьбу, одно желание, чтобы его поскорее отправили дальше.
Александров еще ничего не успел ответить, как послышался громкий шепот Андронова:
— Ай да Мадраим!
— Как же я тебя отправлю к майору? — спросил, улыбаясь, капитан.
— А мы сами доберемся, товарищ капитан.
— Кто это мы?
Мадраим смутился, но Андронов подсказал:
— Так что, он и я…
Все рассмеялись. А капитан сказал:
— Там посмотрим, а сейчас разыщи старшину Сметанина, знаешь?
— Знаю, товарищ капитан, с одного года воюем.
— Ну вот, пусть он тебя снабдит всем, что положено солдату.
— Есть, товарищ капитан!
Темные, с лукавинкой глаза Мадраима радостно светились.
Я вышел из КП вместе с Мадраимом и Андроновым.
Дождь прошел. Над горизонтом, как большой медный таз, висела луна. В ее мягком свете все принимало
Сержанты в сопровождении ординарца скоро скрылись во мраке, и я остался один.
Вокруг стояла тишина, которую можно было бы назвать мирной, если бы не было известно, что где-то притаился враг, готовый к внезапному нападению.
В нескольких десятках метров от меня зафырчала машина и, не зажигая фар, скрылась за домом с разбитой крышей. Слышались приглушенные голоса, лязг оружия, мелькали расплывчатые силуэты людей.
Чем больше сгущался мрак, тем ярче мерцали звезды, точно горячие угли, рассыпанные по небесному своду.
— Пойдемте ужинать, — услышал я голос. Рядом со мной стоял ординарец капитана.
Видно, я долго пробыл в одиночестве, так как возвратившись на КП, застал там Андронова и Мадраима в полном боевом снаряжении — они слушали последние указания капитана.
— Чтобы к рассвету быть здесь. — Бросив взгляд на часы, капитан добавил: — В вашем распоряжении пять часов.
— Куда это вы? — спросил я друзей, когда они направились к выходу.
— «Язычка» достать, товарищ лейтенант, — ответил Андронов, — счастливо оставаться.
— В добрый путь!
Плотный солдатский ужин мы заели ароматным и сочным урюком.
— Подарок Мадраима? — спросил я капитана.
— Да. Вон в углу целый кулек стоит. Это, говорит, ваша доля. Отказаться нельзя: обидится!
У двух телефонных аппаратов, стоявших на ящиках, дежурил степенного вида связист. Он, не торопясь, с аппетитом жевал вкусные плоды и с шумом разгрызал крепкие косточки урюка.
— Ну как, Савельев, вкусно?
— Так точно, товарищ капитан, дюже вкусно. Должно быть, много этой сладости у них в Узбекистане.
— Много, — ответил я за капитана. — Приезжай, увидишь.
— Это уж, надо полагать, когда война кончится.
— Да, надо полагать, — согласился капитан.
Мы разговорились с Александровым о тыле и фронте, о театре и немецких минометах, о литературе и о втором фронте, который, кажется, зашевелился наконец, — о чем только мы не говорили.
Несколько раз телефонный зуммер прерывал нашу беседу, приходили с переднего края связные от командиров взводов. Старшина о чем-то шепотом докладывал замполиту. Александров, закрыв глаза, молча слушал его и только кивал головой.
— Ладно, ладно, учту. Как там, все в порядке?
— Усе в порядке, — отвечал уже громко украинец старшина.
Когда старшина ушел, капитан сказал:
— Это мой старый соратник. Участник первого боя под моим командованием, когда я еще был инструктором политотдела… Немного странно, правда? Инструктор политотдела в роли командира. Если вам интересно, я расскажу, как это случилось.
Может ли быть военному журналисту неинтересен подобный рассказ?!