Вслед за тобой
Шрифт:
Крохотная каморка, скромно и без фантазии обставленная дешевой мебелью, находилась на верхнем этаже. Из окна открывался вид на крыши, а утреннее солнце весело заглядывало через криво повешенные ситцевые занавески.
Дом был уродливый и построен в те времена, когда массивный внушительный фасад считался важнее удобств и комфорта. В холле всегда пахло кухней, в комнатах тянуло запахом сточных труб, но готовили хорошо, и миссис Ноулз гордилась тем, что ее гости для нее как члены семьи.
Миссис Ноулз умела создавать вокруг себя особую атмосферу, где все зиждется на благовоспитанности
За несколько дней работы в яслях и пребывания под кровом у миссис Ноулз, Синтия стала привыкать к новому повседневному укладу, а месяцы на вилле «Дауэр Хаус» были теперь словно сон, прекрасный сон — радость помнилась, отчаяние и тяжкие думы куда-то отошли. Она много работала, уставала.
В первый же вечер в Лондоне она написала Грейс, что вернется не раньше, чем через несколько недель. Она просила выслать ей кое-что из одежды и строго-настрого запретила кому бы то ни было давать ее адрес. Она знала — Грейс будет особенно строго соблюдать запрет по отношению к Питеру и Роберту.
Грейс ответила незамедлительно, и в коротком, уважительном письме читалось сочувствие и преданность. Как привязана к ней Грейс! И вилла в «Березах» — как повезло! Мир вокруг, словно бурное, разъяренное море, грозящее гибелью, а ее вилла — надежное убежище.
И я обязана этим Роберту Шелфорду! Может быть, и так, но она постарается не думать о Роберте. И тем более о Питере.
Ее вполне удовлетворяла работа у миссис Гривз, хотя оказалась много труднее, чем Синтия предполагала, иногда она уставала до изнеможения. Конечно, Синтия всегда любила детей, но одно дело любить их вообще, отвлеченно, и совсем другое — с утра до ночи, день за днем ухаживать за малышами. Среди них были очаровательные, прелестные существа, но некоторые — как чистосердечно призналась Дорис Гривз — просто «маленькие чудовища». Попадались среди них маленькие злюки и завистники, но ничто не могло затмить вечного чуда, детской прелести, сочетавшей в себе невинность и доверие ко взрослым. И в каждом ребенке проявлялись особые черты, свой собственный характер. И если женщина жаловалась: «Я не могу ничего поделать с Джин, поверьте. У нее характер сильнее моего. Как с ней не бейся, она все равно стоит на своем», Синтия не сомневалась, что так оно и есть.
Через некоторое время Синтия с радостью и гордостью отмечала среди остальных не по возрасту развитых и самостоятельных. Она часто думала, что именно таким будет дано построить мир более совершенный, чем удалось ее поколению, и пыталась вообразить, как они вырастут, вступят в жизнь, упорно добиваясь цели, а потом их дети и внуки последуют их заветам.
— Я часто размышляю о жизни вообще, наших детях, их будущем… о рождении новой жизни и что все это значит с разных точек зрения, — поделилась однажды Синтия с миссис Гривз.
— Очень хорошо все понимаю, — ласково улыбнулась та. — Сама когда-то много об этом думала… В особенности о том, какая от меня польза себе и другим. Ах, дорогая, сколько я упустила времени,
— Это, по-вашему, самое главное?
— Конечно! — уверенно воскликнула миссис Гривз.
— Увы, я не всегда знаю, по отношению к кому мне следует выполнять свой долг, — отозвалась Синтия.
— Ну, вы его выполнили по отношению ко мне, когда появились у нас, мой ангел! Не знаю, что бы я без вас делала!
— Я работаю с удовольствием, трудно, конечно, но с удовольствием, — призналась Синтия и добавила, — вы меня не выгоните?
— Что вы! — горячо сказала миссис Гривз. — Оставайтесь, если можете, вы так нужны нам. И детям — они все вас любят.
Синтия поглядела на кроху, примостившегося у нее на коленях. Он устроился поудобнее и сладко заснул.
— Прелесть, правда? — улыбнулась Синтия.
— А может быть, для вас именно в этом ответ на все вопросы? — тихо сказала миссис Гривз. — Ребенок, свой собственный, существо, которое верит вам, во всем зависит от вас, а наступит час, будет вам заменой.
Синтия отрицательно покачала головой, и от собеседницы не укрылось минутное выражение горькой печали на ее лице.
Дверь в эту минуту открылась, и Дорис позвала:
— Мама! Тебя хотят видеть!
Миссис Гривз встала, Синтия обернулась, и сердце чуть не выпрыгнуло у нее из груди, когда она увидела, кто стоит позади Дорис.
Роберт! Роберт — в этой непривычной обстановке было особенно заметно, какой он рослый, как хорош собой.
Он говорил о чем-то с миссис Гривз, потом оба повернулись к ней, а она сидела безмолвно, прижав к груди спящего ребенка, еле переводя дыхание.
Роберт подошел, и Синтии показалось, что все исчезло, и они остались вдвоем, и никого больше, кроме спящего малыша у нее на руках.
— Что вы хотите? — произнесла она с трудом и вдруг увидела, что на лице у него странное, незнакомое ей выражение.
— Вы должны помочь мне, Синтия, — ответил он. — Только вы в состоянии мне помочь. Микаэла сбежала с Хью Мартеном.
Говорил он спокойно, но Синтия поняла, почему он выглядит так необычно. В его глазах было глубокое страдание.
17
Синтия потом не могла себе объяснить, как это получилось, но без объяснений или извинений Роберт увел ее, и вот они в пути.
Машина быстро мчалась вперед, Роберт сосредоточенно глядел на дорогу — ему вообще была свойственна, как она уже заметила, сосредоточенность во всем, что он делает, — но сейчас в нем чувствовалось еще и огромное внутреннее напряжение.
Роберт молчал, и, подождав, пока они выедут с шоссе на проселочную дорогу, она спросила:
— Как вы меня нашли?
— Заставил Грейс дать ваш адрес. Не вините ее, она упиралась, довела меня просто до отчаяния. Тогда я сказал ей правду, и она согласилась со мной — только вы одна можете помочь.
— Остановимся на минутку, расскажите все толком.
Роберт повиновался. Он молча подъехал к обочине, выключил зажигание и только тогда взглянул на нее. В его глазах читалась немая мольба.