Всплытие невозможно
Шрифт:
Чем выше поднимались, тем ярче становился свет. Вскоре все оказались в бетонном помещении, напоминавшем командный пункт. Свет в него вливался сквозь высоко расположенные окна-бойницы. Трое корейцев, находившихся в нем, уставились на пришельцев. Йон что-то объяснил им по-корейски, после чего те заулыбались, хоть и продолжали напряженно разглядывать вооруженных русских. Саблин с сомнением разглядывал сложенную из кирпича печь, в которой горел огонь. Из печи выходил обрезок трубы, по которому в железную бочку тонкой струйкой стекала какая-то расплавленная
– Я сказал им, что мы поможем вам, а потом вы поможете нам, – объяснил Йон.
– Чем мы можем вам помочь? – спросил Виталий.
– Вывезти нас отсюда в Россию, – ответил старик.
– Я не вправе обещать вам то, что не в моей компетенции, но сделаю все, что в моих силах.
– Большего от вас и не требуется. Видите, здесь хватит места разместить ваших людей. Тут они будут в безопасности.
– Надеетесь на растяжки? – усмехнулся Боцман.
– У нас все подходы заминированы. Взрывчатки хватает, мы ее выплавляем из неразорвавшихся бомб. – Йон подвел Боцмана к железной бочке.
Только теперь Саблин рассмотрел в огненном жерле печки корпус авиационной бомбы. Поверхность расплавленной взрывчатки в бочке радужно переливалась замысловатыми узорами.
– Я люблю смотреть сюда, – задумчиво произнес Йон. – Эти тени так изменчивы. Иногда кажется, что я угадываю в них своих родных, друзей, которые остались в прошлой жизни. Живы ли они еще? – задал старик вопрос самому себе и с печальным видом покачал головой.
В блиндаже на краю овсяного поля весело горела печка. Пламя гудело. Сухие дрова пылали практически без дыма. Уставшие члены экипажа «Щуки» отдыхали. На деревянных колодах у огня сидели Катя Сабурова, Беляцкий и Решетников. Спасенный в море пес уже привык к своим новым хозяевам. Он мирно лежал рядом с ними, но иногда поднимал голову с могучих лап, негромко рычал, скалил клыки и топорщил шерсть на загривке. Вестей от Боцмана пока не было. Рацией не пользовались, ведь наверняка весь эфир сканировался северокорейскими военными.
– Хороший пес, хороший, – ласково проговорила Катя, поглаживая собаку.
– У хорошего пса должно быть имя, – напомнил Беляцкий.
– И у него есть, вот только сказать он его не может. – Сабурова заглянула псу в глаза. – Взгляд у него умный и немного тоскливый.
– Конечно же, ведь он потерял хозяев.
– Теперь мы его хозяева. – Беляцкий потрепал пса между ушами, тот тут же вильнул хвостом. – За своего признает. У меня в детстве был пес, Джеком его звали. Может, и ты – Джек?
– У корейцев другие имена и другие клички, – возразила Катя. – И вообще, нельзя животных называть человеческими именами. Ас, – позвала она пса.
Тот тут же поднял уши, встрепенулся и посмотрел на молодую женщину.
– Откликается, – улыбнулась Сабурова. – Значит, будешь у нас Асом. А корейское имя пусть останется при тебе.
– Нормальное имя, – согласился Решетников. – Ас означает – «туз». А он сильный, большой… Тузик
Внезапно пес поднялся на все четыре лапы, тихо заурчал, глядя на вход в блиндаж.
– Ты чего? – спросила Катя.
– Он же по-русски не понимает, – подсказал Беляцкий.
– Собаки интонацию чувствуют, – возразила Сабурова и насторожилась. – Он что-то или кого-то чует.
Ас тем временем уже подобрался к входу, затаился, вглядываясь в заросли.
Беляцкий взял в руки автомат, осторожно, стараясь не шуметь, передернул затвор. В лесу ощущалось какое-то движение: тихое, почти неуловимое. Хрустнула веточка, а затем послышалось хриплое дыхание.
– Не стреляй, – одними губами проговорила Катя. – Это не человек.
И тут из кустов к блиндажу метнулась стремительная тень. Раздался оглушительный лай. Ас прыгнул. Две собаки, сцепившись, покатились по земле.
– Ас, назад! – крикнула Сабурова.
Собаки рычали, кусались, брызнула кровь. Беляцкий с автоматом выскочил из блиндажа, принялся прикладом наносить удары одичавшей черной собаке.
– Берегись! – крикнула Катя, вскакивая с места.
К Беляцкому уже неслись два пса. Одного Петр сбил в прыжке прикладом автомата, другого ударил ногой. Ас бросил свою жертву и стал в стойку перед Беляцким. Два диких пса рычали, скалили клыки. Из красной пасти капала слюна. Но подойти они остерегались. Ас был крупнее.
– Назад, назад… – говорила Катя, сжимая в руке горящую головню, которой до того помешивала поленья в печке.
Беляцкий пятился, отходил к блиндажу и Ас. Оба они нырнули в невысокий проем. А снаружи уже объявилась собачья стая. Сколько там было животных – не сосчитать.
– Однако… – только и произнесла Катя. – На открытом пространстве они бы нас растерзали.
Собаки рычали. Крупный пес с одним отгрызенным в схватках ухом выступил вперед.
– Похоже, вожак, – определил на глаз Решетников.
Пес припал к земле, готовясь к прыжку. Катя ткнула в проем пылающую головню. В ответ раздалось грозное рычание.
– Собаки огня не боятся, – произнес Беляцкий, держа вожака на прицеле.
– Это одичавшие собаки, – проговорил Решетников. – Они – боятся.
Противостояние длилось минут пять. Затем вожак поднялся, несколько раз прошелся перед входом, косясь на рдеющую головню. Напоследок он оскалил пасть, повернулся задом, несколько раз ударил лапами, разбрасывая землю, и двинулся в заросли. Стая подалась за ним следом.
– Кажется, все, – произнесла Катя. – Ушли.
– Далеко ли? – отозвался Беляцкий и опустил автомат. Щелкнул предохранитель.
Ас все еще рычал, а затем посмотрел на Катю и, быстро подбежав к ней, лизнул ладонь. Потом вдруг он повернулся и бросился прочь из блиндажа.
– Стой, ты куда? – крикнула Сабурова. – Порвут же!
Но пса было уже не остановить, он ломанулся в заросли и исчез из вида.
– Собачья натура, – произнес Решетников. – Наверное, сучку почуял. У них от этого запаха крышу конкретно сносит.