Вспомни меня 2

Мальцева Виктория Валентиновна

– Знаешь, я могу нарисовать по памяти чьё угодно лицо. А твоё – нет. Только глаза. Интересно, почему? – спрашиваю.

Альфа не сразу отрывает взгляд от свободного изображения себя же в моём блокноте и смотрит на меня в упор.

– Говоришь, несексуальна?

Мне аж не по себе от вопроса и не совсем понятен сложный ход его мыслей.

– Ты сражаешь другим. И на совсем ином, куда более опасном уровне.

Он подходит ко мне и наклоняется. Я успеваю заметить, как закрылись его глаза, прежде чем лицо исчезло из моего вида. От того, как глубоко и как

неспешно, с чувством, он вдыхает воздух где-то у меня за ухом, у меня самой закрываются глаза и маяк словно начинает вращаться вокруг своей оси.

Новое, незнакомое чувство наполняет меня, одурманивает. Мне начинает казаться, что я не могу удержаться на ногах – с такой силой меня раскачивает.

– Я так и думал, что ты найдёшь эту ванную! – усмехается внезапно охрипший голос Альфы всё там же – у меня за ухом. – Поделишься шампунем, Чистюля?

– Угу, – только и могу что промычать.

– Догадалась и мне согреть воды?

– Ну разумеется, Ваше Сиятельство! – понемногу прихожу в себя и я.

Пока он моется, новые, совершенно не свойственные мысли толкаются в моей голове, провоцируя возбуждение по всему телу. Дверь тонкая и не закрывается, а за ней он – мокрый и ничем не защищённый, не укрытый. Мне до одури, до умопомрачения хочется заглянуть в огромную щель между дверной коробкой и самой дверью, и чтобы сдержаться я придумываю себе занятие – хлеб.

В жёлтом пакете с надписью «рис» оказалась вовсе не крупа, а мука. В том же шкафу нашлось и маленькое сито. Прокалив муку на противне и просеяв её от мелких чёрных козявок, я смешала её с водой, принесённой Альфой из ручья, и налепила тонких лепёшек, диаметром с мою ладонь. В какой-нибудь другой жизни, я может быть, и не стала бы никогда есть хлеб из муки, в которой жили насекомые, но в этой жизни хлеб – это такой деликатес, который во сто крат дороже крабов, моллюсков и красной рыбы.

Запах печёного теста очень скоро наполняет комнату, и Альфа, выйдя из душа в чистых и местами прилипших к телу футболке и джинсах, аж закрывает глаза от удовольствия.

На столе уже лежит первая партия «лепёшек» и когда он берёт одну из них, я считаю своим долгом поставить его известность:

– В муке жили чёрные козявки. Я их прокалила над камином и просеяла муку, но всё-таки…

– Спасибо за предупреждение.

От хруста жёсткой корки у него во рту, кончается и моё терпение – снимаю пробу с выпечки и я. Это, наверное, самый ужасный и неправильный хлеб в мире, но господи, какой же он вкусный! И это самый первых хлеб, который я ем с тех пор, как открылись мои глаза.

Альфа со словами «завтра постираю» складывает грязную одежду на лавочку у окна и возвращается к столу, но не садится за него, а выкладывает из буфета запасы.

– Давай посмотрим, что тут есть.

Он аккуратно раскладывает припасы на столе. Самое ценное в них – оставшиеся шесть консервов – телятина с горошком. Банки такие большие, что тепло становится внутри.

– По одной тебе на каждый день, пока мы тут. Что останется несъеденным, заберём с собой.

– Почему только мне?

– Потому что.

– Так

не пойдёт. Это принципиально. Мне в горло кусок не полезет. Как это, вообще, самой есть? А ты… такой большой – тебе как раз и нужно столько калорий – а будешь голодным?

Альфа вздыхает глубоко и устало.

– Никакого героизма, – наконец, признаётся. – Я точно дойду, с консервами или без. А вот ты… не уверен.

И мне сразу становится ясно: никакая тут не романтика. Раскатала губу! Вожак, всего на всего, опасается, что мне не хватил сил дойти, а бросить меня он не может.

– Хорошо, – говорю.

Потом, ещё немного подумав, предлагаю:

– Но может, лучше их оставить в дорогу? Больше калорий, больше сил?

– Нет, – качает головой Альфа. – Слишком тяжёлые, нам не нужен такой вес. А силы твои важно восстановить как можно быстрее.

– Я дойду! – твёрдо обещаю ему. – Не сомневайся.

Он отрывает, наконец, глаза от ценностей, аккуратно разложенных на жёлтой скатерти, и рассматривает моё лицо с таким выражением, от которого мне становится щекотно внутри.

– Я сделаю всё, как ты сказал, – твёрдо обещаю ему. – Теперь и мне виден и ясен смысл. Но давай, сегодня съедим по банке вместе?

Не успеваю я договорить своё предложение, как его губы растягиваются.

– Давай, ты начнёшь свою, и поглядим, сколько в тебя влезет. Наверняка же всю не съешь.

Это правда – банки огромные. Наверное, смотритель маяка – настоящий гигант.

Когда Альфа заканчивает вскрывать банку, я подставляю ему тарелку с оленями, и он, улыбнувшись, выворачивает в неё содержимое. От запаха у меня начинает кружиться голова в самом прекрасном смысле этого слова. Нет в природе ничего совершеннее телятины в оранжевом соусе, утыканных зелёными горошинами.

Потом, когда всеми правдами и неправдами мне всё-таки удаётся соблазнить расчётливого и упёртого Вожака первой ложкой, а за нею и второй, и пятнадцатой, я понимаю, что ошиблась: самое прекрасное в мире находится не в тарелке с оленями. Самое желанное почти всегда прямо передо мной, но увидеть его можно только в те моменты, когда тёмные тучи его вечно пасмурного настроения рассеиваются, и из-за них на время выглядывает его игривое лицо. Я таю в такие моменты. Забываю о еде, об опасности, о болезни и страхе, о трудностях и сложностях. Всё, что я вижу – сощуренные глаза цвета крепкого кофе, губы, скулы, чёрные пряди волос.

Глава 9. Остров тепла и уюта

Lykke Li – 5D

– Ты какую себе выбрала?

Я не ожидала вопроса. Думала, вернее, не сомневалась даже, что мы будем спать, как обычно, вместе. Его нежелание делать это может быть только следствием произошедшего на поляне, не иначе. Хоть он и утверждал не далее, как час назад, что отсутствие у меня сексуальности с лихвой восполняется заслугами на совсем ином, «опасном» уровне.

– Ну логично же, – рассуждаю я вслух, – что большему по размеру человеку будет удобнее на большей по размеру кровати.