Вспомни о Флебе

Бэнкс Иэн М.

«На собственной энергии, – сказал он себе. – На собственной энергии».

Гора на острове увеличивалась очень медленно. У Хорзы возникло такое чувство, что он строит ее, – словно усилия, требовавшиеся, чтобы она казалась ему больше, были равны усилиям по ее возведению, по складыванию ее собственными руками, камень за камнем…

Два километра. Один километр.

Солнце поднималось все выше.

Наконец он добрался до внешних рифов и мелей, прошел их в какой-то прострации, перебрался на мелководье.

Море боли. Океан изнеможения.

Он плыл к берегу через веер волн и бурунов, образуемых рифами, которые он только что миновал…

… и чувствовал себя так, будто и не снимал скафандра, который задеревенел от ржавчины или от возраста, а может,

был наполнен водой или мокрым песком – он тащил, тянул, обездвиживал его.

Он слышал, как волны набегают на берег, а когда поднял взгляд, то увидел там людей – худощавых, темнокожих людей, одетых в тряпье: они стояли вокруг палаток и костров или бродили между них. Некоторые шли по воде перед Хорзой с корзинами, большими открытыми корзинами, и клали туда что-то, поднимая из воды.

Они не видели Хорзу, и он продолжал плыть, медленно двигая руками и слабо отталкиваясь ногами.

Люди, собиравшие в море свой урожай, казалось, не замечали его. Они шли по мелководью, время от времени нагибались и выковыривали что-то из песка, глаза их бегали, разглядывали, шныряли и искали, но лишь на небольшом расстоянии; Хорзу эти люди не видели. Его гребки замедлились и перешли в судорожные, слабеющие движения – он теперь словно полз. Руки над водой поднимать уже не удавалось, ноги совсем обездвижели…

Потом за шумом прибоя он, словно во сне, услышал недалеко от себя крики нескольких человек, приближающиеся к нему всплески. Он все еще плыл из последних сил, когда очередная волна подняла его и он увидел несколько тощих людей в набедренных повязках и рваных накидках, которые шли к нему по воде.

Они помогли Хорзе преодолеть последние метры – через волны прибоя, по прогретому солнцем мелководью – и выйти на золотистый песок. Хорза лежал на берегу, а тощие, изможденные люди собрались вокруг него. Они тихо разговаривали между собой на языке, которого он никогда прежде не слышал. Он попытался шевельнуться, но не смог. Мышцы его стали как тряпки.

– Привет, – выдавил он.

Потом повторил это слово на всех известных ему языках, но безрезультатно. Он вглядывался в лица людей вокруг себя. Да, перед ним были гуманоиды, но это понятие охватывало столько самых разных видов по всей галактике, что постоянно шли споры о том, кого относить к гуманоидам, а кого нет. Как и во многих других вопросах, общее мнение на этот счет было весьма близко к понятиям, имевшимся у Культуры. Культура принимала закон (вот только никаких законов у Культуры, конечно, не было), дающий определение гуманоида, или устанавливающий, насколько разумен тот или иной вид (в то же время давалось понять, что разумность сама по себе не много и значит), или определяющий, сколько должен жить человек (конечно, весьма приблизительно), и люди, не споря, принимали эти положения, потому что все верили пропаганде Культуры, верили в справедливость Культуры, в ее непредвзятость, незаинтересованность, в ее стремление только к абсолютной истине, и т. п.

Эти люди – действительно ли они относились к гуманоидам? Ростом они были приблизительно с Хорзу и, видимо, имели такую же костную структуру, зеркальную симметрию и дыхательную систему, а на их лицах (при всех различиях) мутатор различал глаза, рот, нос и уши.

Но они казались тоньше, чем следовало бы, а их кожа (независимо от оттенка) имела какой-то болезненный вид.

Хорза лежал неподвижно. Тело его опять налилось тяжестью, но по крайней мере теперь он был на суше. Правда, судя по телам людей, его окружавших, не похоже, чтобы на острове было вдоволь еды. Хорза решил, что именно поэтому они такие худые. Он с трудом поднял голову и попытался через частокол худых ног разглядеть шаттл, который видел раньше. Он увидел верхушку аппарата над одним из больших каноэ, вытащенных на берег. Задние двери шаттла были открыты.

Подул ветерок, и Хорза почувствовал какой-то запах, от которого к горлу подступила тошнота. Он снова в изнеможении уронил голову на песок.

Потом разговоры среди окружавших его прекратились – люди с тощими телами,

загорелые или темнокожие, потоптавшись, повернулись лицом к берегу. Между ними образовалось свободное пространство, как раз над головой Хорзы, но он, как ни пытался, не мог ни поднять голову, ни опереться на локоть, чтобы увидеть, кто или что приближается к ним. Он просто лежал и ждал; потом люди справа от него подались назад, и с этой стороны появились, шествуя гуськом, восемь человек: в левой руке каждый держал длинный шест, а правая была протянута в сторону для равновесия. Это были те самые носилки, что днем ранее уносили в джунгли на глазах у Хорзы, когда шаттл с «ТЧВ» пролетал над островом. Он глядел во все глаза, пытаясь увидеть, что же такое несут. Два ряда носильщиков остановились и, развернув носилки, поставили их перед Хорзой. Потом все шестнадцать сели на землю с усталым видом. Хорза посмотрел на носилки.

На носилках сидел огромный, неприлично толстый человек – таких жирных Хорзе за всю жизнь еще не доводилось видеть.

Днем раньше, увидев сверху носилки с их громадным грузом, Хорза принял этого гиганта за пирамиду золотого песка. Теперь он видел, что первое его впечатление было недалеко от истины – это касалось если не содержания, то формы. А вот принадлежал ли громадный конус человеческой плоти мужчине или женщине, Хорза сказать не мог. С верхней части туловища этого существа свисали то ли складки жира, то ли женские груди, но они наплывали на еще более гигантские волны обнаженной, безволосой плоти живота, который частично покоился на необъятных ляжках подогнутых ног, а частично перетекал на ткань носилок. Хорза не смог разглядеть на этом чудище ни единого клочка одеяния, но и никаких следов гениталий тоже не просматривалось: если таковые и были, то скрывались под слоями золотисто-коричневой плоти.

Хорза перевел взгляд на голову существа. Она поднималась из мощного конуса шеи, возвышалась над концентрическими валами подбородка; на плешивом куполе мясистой плоти помещались безвольные, подрагивающие ленты бледных губ, маленькая кнопочка носа и щели, в которых должны были находиться глаза. Голова сидела на многослойной шее, плечах и груди, огромная, как золотой колокол на вершине многоярусного храма. Блестящее от пота чудище внезапно шевельнуло ладонями, крутануло их на распухших, похожих на надутые шары руках; наконец бочонки пальцев встретились и сцепились настолько плотно, насколько позволяла их величина. Когда существо открыло рот, чтобы заговорить, в поле зрения Хорзы появился еще один человек – такой же худой, как все, но в чуть менее потрепанном одеянии; он пристроился сбоку и чуть сзади от гиганта. Колокол головы наклонился на несколько сантиметров и повернулся: его обладатель сказал что-то стоящему позади человеку, что именно – Хорза не смог разобрать. Потом великан (или великанша) не без труда поднял руки и оглядел тощих гуманоидов вокруг Хорзы. Голос его звучал так, будто в кувшин наливали загустевший жир; Хорзе показалось, что голос оглушающий, как в кошмарном сне. Он прислушался, но не узнал языка, на котором говорило чудище; затем поглядел вокруг, чтобы увидеть, какой эффект производят слова гиганта на толпу людей, отощавших, как видно, от голода. Голова его повернулась на мгновение, словно мозг переместился, хотя сам череп и остался на месте; внезапно он снова оказался в ангаре «Турбулентности чистого воздуха», когда вольный отряд разглядывал его, а он чувствовал себя таким же голым и уязвимым, как теперь.

– Господи, неужели опять, – простонал он на марейне.

– Ай-ааа! – изрекла золотистая гора плоти; голос переваливался через складки жира прерывистыми рядами тонов. – Слава богу! Наш дар моря умеет говорить! — Безволосый купол повернулся еще чуть-чуть к стоящему рядом человеку. – Господин Первый, разве это не замечательно?

– Судьба благоволит нам, пророк, – хрипловато ответил человек.

– Судьба благосклонна к своим возлюбленным, вы правы, господин Первый. Она изгоняет наших врагов и присылает нам дары – дары из моря! Хвала судьбе!