Вспомнить будущее
Шрифт:
Обе загорелись, бабушка великодушно согласилась меня отпустить, и экспедиция была назначена на следующее же утро. Вечер прошел в наставлениях и хлопотах, бабуля хлопала крыльями. Взяла с меня слово надеть резиновые сапоги (от змей), платок (от клещей) и даже компас раздобыла – выпросила у вечно пьяненького массовика.
Навсегда я запомнила тот день. Лес в солнечных пятнах, звон комаров, крапиву, ожигавшую руки, сосредоточенный стук дятлов, далекую перекличку кукушек. Где искать малинник, мы, городские жительницы, конечно, не знали, бестолково
Спустя пару часов Анжелина мама взмолилась:
– Нет здесь никакой малины, пошли обратно.
Я пыталась влезть со своим компасом, но женщина отмахнулась:
– И так дорогу найдем.
Я была уверена: мы давно уже заблудились. Но – удивительно! – вышли из лесу мы довольно быстро. Не к самому дому отдыха, правда – к деревне (она находилась примерно в километре). Анжела увидела сельпо, запросила «пить и хлебушка». Будь здесь моя бабуля, наверняка отрезала бы: «Даже не думай. Скоро обед». Но Анжелина мама безропотно купила нам и батон белого, и – за неимением выбора – трехлитровый баллон тыквенного напитка.
Сначала думали перекусить на лавочке у магазина, но солнце палило вовсю, и мы отошли за околицу, в тенек, к лесу. Устроились на бревно, мама Анжелы лихо, перочинным ножом, откупорила сок, нарезала толстыми ломтями хлеб. Бабушка, сторонница строгой санитарии, пришла бы в неописуемый ужас, если б видела, как мы пьем – все по очереди! – сок из одной банки. Но мне наш импровизированный обед показался божественным. И уж на официальную трапезу, в скучную пансионатскую столовку, спешить теперь совсем не хотелось.
Анжелина мама извлекла пачку «ВТ», прикурила, велела:
– Девчонки, отойдите от дыма.
Анжела мгновенно вскочила с бревна:
– Можно, мы прогуляемся?
– Ох, дети. Ваша энергия неистощима. – Женщина блаженно полуприлегла на бревно, вытянула ноги. – Идите. Только недалеко.
Я покорно потянулась за подругой, хотя где здесь, в раскаленной солнцем деревне, гулять? Однако у Анжелы, оказалось, план имелся. Едва отошли от мамы, хитро улыбнулась:
– Пойдем быстрей. Я тут видела кое-что.
Мы споро дошагали обратно, до магазина, поспешили дальше, по ухабистой деревенской улочке.
– Что ты найти-то здесь хочешь? – сгорала от любопытства я.
Анжела взглянула на меня снисходительно:
– То, зачем и шли.
Подвела к очередному кособокому забору, триумфально указала:
– Вот!
– Ну, ты глазастая! – оценила я.
Ограждение из наполовину упавшей сетки рабицы оплетали кусты малины. Налитые солнцем ягоды аппетитно выглядывали сквозь ржавые сеточные ромбы.
Подруга
– Ох, вкуснятина!
– А ругаться не будут?
Взглянула на меня снисходительно:
– Вот ты глупая! Ягоды же – на улице! А улица – это, как ее… кафедральная собственность.
– Федеральная, – машинально поправила я.
– Тогда тем более – ешь! – хихикнула Анжела.
Я опасливо огляделась – но проулок выглядел абсолютно пустым. Двор тоже казался нежилым, ставни ветхой избушки закрыты.
– Тут вообще никого нет. Заброшенный дом. Вон, видишь, какой забор кособокий! – Будто прочитала мои мысли подруга. – А малина пропадает!
Никогда прежде, ни на каком рынке не видела я подобных – огромных, сочных, пурпурного цвета ягод!
– Бернард Шоу говорил: «Вор – не тот, кто крадет, а тот, кого поймали», – пробормотала я.
– Не умничай, – отмахнулась Анжела.
И я наконец налетела на чужую малину.
С теми ягодами, что выглядывали на улицу, мы разделались быстро.
– Полезли во двор! – тут же предложила подруга.
Говорить, что в чужие владения входить нельзя, я Анжелке не решилась. Лучше и ее отговорить – и самой трусливой домашней девочкой не выставиться. Я пожала плечами:
– Попадем прямо в колючки.
Потянула Анжелу за собой:
– Смотри!
Я тоже умела примечать: в одном месте древняя заборная секция почти упала на землю. А если ограды нет – значит, и вход разрешен! Мы накинулись на очередной малиновый куст… «Все-таки воруем», – мелькнула у меня покаянная мысль. Впрочем, достаточно хорошего прыжка – и мы окажемся уже на нейтральной территории, на улице.
И тут раздался тихий, будто рокот далекого самолета, рык.
– Собака! – в ужасе выкрикнула Анжела.
Мы мгновенно оставили малину в покое, сжались.
– Где? – выдохнула я.
– Сзади… на улице, – паническим шепотом откликнулась подруга.
Я осторожно обернулась.
Коренастый, с блестящей черной шерстью и белой грудью пес (потом мне объяснили, что это стаффордширский бультерьер, довольно редкая бойцовская порода) не сводил с нас разъяренного взгляда. Он не нападал, замер – в паре шагов от нас – точно изваяние. Не лаял. Сторожил.
– А…атт-ккуда он взялся? – всхлипнула Анжела.
Мне показалось: в ответ на подругин визгливый голос собака угрожающе нахмурилась. Но по-прежнему не двигалась с места.
– Не шевелись, – одними губами шепнула я. – Сейчас придет хозяин. Отгонит его.
– Я боюсь! – По ее щекам потекли слезы.
– Мы ничего плохого не делаем. В чужой двор не лазили, просто шли мимо. – Я сама не понимала, обращаюсь ли к подруге или к страшному псу.
Собака вильнула хвостом. Сменила гнев на милость? Но почему тогда глаза ее налились кровью? А шерсть на холке взъерошилась, точно гребень у петуха?