Вспомнить нельзя забыть
Шрифт:
– Я испортила рисунок, – сказала она. – Он тут непохож. – Она машинально взяла карандаш и одним движением нарисовала профиль и сама ахнула.
– Получилось! – сказала она. – Это точно. Я видела его на кладбище, а потом в автобусе. Я хотела его убить, у меня даже был нож. Но заела молния… Больше не помню… И еще… Я сама… Я виновата…
«Это не ниточка, – подумал следователь, – это хороший отпечаток». И решил, что вновь откроет закрытое дело. По дороге домой он вспомнил это: «Я сама… Аллея».
«Вот идиотка, – подумал он. – Мстительница… Сама, видите ли…»
Он был хороший парень. Простой, как три рубля (так выражалась покойная Олина бабушка), но с совестью. Не оборотень.
Он думал о том, что возмездие редко настигает преступников в России. Зло прорастает здесь в землю без следа, оно растворяется до молекул, но чаще всего оно переодевается в другие одежды. Такого количества нарядов для сокрытия попробуй еще сыщи. Одни называют это мимикрией, а другие – сильно умные – особым свойством русской материи. Такие, мол, мы. Мы, мол…
Следователь оказался существом любопытным. Он нашел человека по эскизу. Через кладбище. Там его узнали на рисунке. Ходит, мол, такой на такую-то могилу. Дальше – дело техники.
Любопытный сам пошел к нему домой и рассказал ему, человеку с расстегнутой грудью, как все было тогда, шесть лет назад. Мужчина скрипел зубами, двигал туда-сюда под собой тапки. Рядом ребенок таскал за ухо мишку.
– Не докажешь, – сказал он. – Не-не было, не-не знаю, про что ты говоришь, тут у вас со мной ошибка вышла, а не докажешь.
– А я и не буду, – засмеялся следователь. – Тебе хватит того, что есть люди, которые знают, какая ты сука. Мы будем показывать на тебя пальцами. И каждый из нас будет желать тебе того же, что ты тогда сотворил. Попробуй с этим жить. Сколько сумеешь? Я поставил тебя на счетчик, сволочь!
Он уходил, а ребенок махал ему ручкой. Такая милая картина, хоть рисуй. Следователь был доволен собой, но он не знал, что где-то на невидимых весах взвешиваются остатки человеческого в одном из людей, и от того, есть они или нет, будет сделан вывод. Ради пацана с мишкой.
19
Поезд подъезжал к Берлину. Сердце билось радостно и спокойно. Он обнимал ее за плечи. Сильный любящий мужчина.
«Ты права, мама, – думала она, – я жива».
Откуда он знает ее мысли? Но именно в этот момент он дунул ей в макушку и поцеловал ее.
«Моя единственная», – сказал он. А про себя добавил: «И никакая другая…»
Однолюбом оказался и кот Мой. Он ушел от Марины, когда та в сердцах сказала: «Навязался, гад, на мою голову». Он выскочил в открытую дверь, и поминай как звали. Коты не задумываясь покидают территорию нелюбви. В отличие от собак и людей. И кто тут лучше? Или хуже? Или как?..
А через две недели Москву накрыли ветры. Они вырывали деревья и сбрасывали с мостов машины. На Ленинградке рухнула абсолютно новая только что освященная автобусная остановка. Люди едва успели выскочить, но одного мужчину накрыло мигом, и осколком стекла его распороло пополам. Он кричал и матерился как резаный, но в данном случае это не было «как», он таким и был. Он и помер в мате, не дождавшись «Скорой». И люди сказали – пьяный. Ведь все же извернулись, когда дурья остановка закачалась.
Этим истинно русским объяснением и успокоились. Пьянство у нас в ответе за все, что при нас. А некто умный даже добавил:
«Это наше все – веселие пити. Завсегда с нами, от самого принятия веры».
А погибший был, между прочим, трезвехонек. Значит, веселие пити было не при чем.