Вспомнить всё, или Снежный танец
Шрифт:
Бежевый пузан, больше похожий не на медведя, а на раздобревшего бюргера, улыбался Ирине с дивана. В квартире стояла оглушительная тишина, казалось, мир замер в ожидании непоправимого шага, который готова была совершить Ирина. Внезапно эту оглушительную тишину взорвала трель дверного звонка, Ирина вздрогнула. Звонили настойчиво, поэтому не оставалось ничего иного, кроме как забыть на время о своём намерении и пойти открыть дверь.
За дверью оказалась Шурочка Кукушкина, кадровичка их телекомпании, в принципе единственный человек, который интересовался её жизнью. Не сказать, что девушки были
Господи, что случилось? На тебе лица нет, в гроб краше кладут!
Всё нормально. Зачем пришла, что-то на работе?
Ну ни фига себе, я думала, ты обрадуешься. Ни здрасьте, ни привет! Ты заболела, что ли? Да что с тобой?
Я… всё хорошо, просто я … немного занята.
Немного – это не страшно, я ненадолго, – протараторила Шурочка и, не слушая слабых возражений Ирины, влетела в гостиную. Первое, что бросилось ей в глаза – горка таблеток на журнальном столике и початая бутылка вина. Шурочка мгновенно оценила ситуацию, сняла с головы шляпку, сгребла в неё таблетки и направилась в ванную комнату, чтобы избавиться от отравы. Ирина кинулась следом.
Отдай таблетки! – кричала Ирина, вырывая из рук Шурочки её модную шляпу.
Не отдам! Дура, решила травиться! Не позволю! Ты – самый лучший репортёр на канале, офигела, да? Всё есть – зарплата, внешность, мозги, а ты вон что – белые тапки захотела примерить! Дурында, да кому хуже-то будет? Ну, найдут на твоё место другую девочку, государство оттяпает твою квартирку, и ничего после тебя не останется, только холмик на кладбище для бедных. Кому и что ты докажешь? Кто останется рыдать над твоим холмиком?
Ирина сидела на диване, сжимая в руках игрушку, по лицу текли слёзы. Она больше не слышала слов Шурочки, они долетали до неё каким-то гулким бормотанием, смысла которого она не могла разобрать. В голове царила пустота, Ирина вдруг ощутила неожиданную лёгкость, ей было впервые так хорошо за последние несколько месяцев, словно с ног и рук кто-то невидимый снял тяжёлые кандалы. Она сидела, наслаждаясь тишиной, а потом потеряла сознание.
…Ирина открыла глаза. В незнакомой комнате царил полумрак, сквозь зарешеченные окна было видно, как густо валил снег, покрывая толстым слоем ветви дерева, росшего возле дома. Тело Ирины охватывала приятная нега, но глаза открывались с трудом, будто перед сновидением она долго плакала. Ирина сладко потянулась, недоумевая относительно того места где находилась, недоумение еще не успело перерасти в растерянность, как в комнате вспыхнул свет и Ирина поняла, что находится в казённом месте, скорее всего это была больница.
Ирина Григорьевна, очнулись, душечка! – к Ирине подошла полная женщина и склонилась над кушеткой. – Как Вы себя чувствуете?
Хорошо, но мне стало бы намного лучше, если бы Вы сказали, где я нахожусь и почему?
Вы, главное, постарайтесь не нервничать. У Вас был нервный срыв, Ваша подруга вызвала скорую, и Вас привезли к нам, в неврологическое отделение.
Я
Увы, пока да, до тех пор, пока не станет ясно, что же с Вами на самом деле случилось. Если случай не серьезный, мы Вас немного подлечим и отпустим домой.
Ирина ощутила лёгкую дурноту. Ей стало страшно. Что же такого могло произойти, если она оказалась в подобном месте? И рядом нет Олечки, её ангела-хранителя, её единственного друга! Ирина села на кушетке, обхватив руками виски, и почувствовала, как пульсирует тонкая жилка на правом виске.
Дверь со скрипом отворилась, и в неё впорхнул молодой мужчина в белом халате. Незнакомец остановился напротив Ирины и стал пристально вглядываться в черты её лица, скрестив на груди руки. Ирина подняла голову, и её взгляд скрестился с взглядом эскулапа.
Артём Юрьевич, это наша новенькая, я Вам о ней говорила, – полная медсестра что-то зашептала на ухо доктору, тот понимающе закивал головой. Ирина следила за парочкой безо всякого интереса, воспоминания о последних нескольких месяцах её жизни медленно оживали в её мозгу, точно воскресшие зомби в фильмах ужасов.
Ну что, Ирина Григорьевна, Вы готовы поделиться с нами вашими проблемами? – любезно поинтересовался психиатр у Ирины. «Как будто у меня есть выбор», – невольно подумалось Ирине, и она вкратце рассказала историю своей жизни после изнасилования.
Думаю, проблема мне ясна. Посттравматическая депрессия и ослабленные нервы. Что ж, будем лечить. Определим вас во вторую палату, там вам будет уютнее. Ну, а теперь ужинать и на укольчики. Таблетки, думаю, сегодня давать не стоит, посмотрим реакцию на лекарства. У Вас есть личные вещи? – Артём Юрьевич ободряюще улыбался, однако Ирине было совсем не до улыбок, она вдруг вспомнила всё, что слышала раньше о заведениях подобного рода и содрогалась при мысли, что в ближайшее время у неё будет возможность сравнить рассказы с действительностью.
… Столовая представляла собой небольшую комнату, где три десятка женщин весьма разного возраста хлебали алюминиевыми ложками гороховую кашу, сидя на колченогих стульях. Доктор подтолкнул Ирину к одному из столов, крикнув при этом поварихе: «Михайловна, наложи ещё одну порцию для новенькой».
Пока Ирина доедала кашу, остальные пациентки отнесли свои миски на раздачу, и, сформировав живописную группку, рассматривали новенькую.
Утром Ирину растолкала санитарка и зашептала: «На анализы пойдёмте». Ирина с трудом поднялась с кровати и, покачиваясь, поплелась вслед за санитаркой. В туалете Ирину ожидал белоснежный горшок, поставленный прямо на пол. Несколько пациенток задумчиво смолили папиросы, наблюдая за Ириной ничего не выражавшими глазами.
Извините, а можно попросить их выйти, – и Ирина указала санитарке на женщин.
Стесняетесь, что ли? – улыбнулась санитарка. Ирина кивнула.
Эй, красавицы, а ну-ка освободили помещение. До побудки ещё час, быстро разошлись по палатам, не смущайте девушку.
«Красавицы» молча побросали бычки в унитаз и вышли, хлопнув дверью. Санитарка последовала вслед за ними. Ирина осталась в одиночестве. Тусклая лампочка освещала небольшое помещение, кроме двух унитазов и ржавой ванны, в комнате ютились казённые шкафчики, выкрашенные белой краской.