Вспомнить все: Моя невероятно правдивая история

Шварценеггер Арнольд

Мне следовало бы также добавить «и выходя в Интернет», потому что Кэтрин и Патрик выложили в социальных сетях свои переживания. Патрик привел цитату из текста рок-песни «Всюду, куда ты пойдешь»: «Бывают дни, когда чувствуешь себя дерьмово, бывают дни, когда хочется уйти и хоть немного побыть нормальным» и добавил: «Однако я буду любить свою семью до тех пор, пока нас не разлучит смерть». Кэтрин написала: «Определенно, мне нелегко, но я ценю вашу любовь и поддержку. Раны потихоньку залечиваются, и я возвращаюсь к жизни. Я буду всегда любить свою семью!»

Детям потребовалось несколько недель, чтобы поверить в то, что наша семья развалилась не полностью. Они видели, что мы с Марией общаемся практически ежедневно. Видели, как мы ходим вместе обедать или

ужинать. У Патрика и Кристофера выработался ритм ходить из нашего дома в апартаменты Марии и обратно. Все это помогло восстановить хоть немного стабильности.

Также мне было тяжело видеть, каким ударом это стало для Милдред и Джозефа. Они не привыкли быть в центре внимания, и вдруг их осадили со всех сторон жадные до популярности адвокаты и журналисты из скандальных телепередач и желтой прессы. Я поддерживал связь с Милдред и подыскал им новое жилье, где было проще укрываться от докучливого внимания искателей сенсаций. Милдред никогда не стремилась к конфликтам и в данной ситуации проявила порядочность. Покидая наш дом, она заявила журналистам, что мы обошлись с ней справедливо.

Хотя на момент написания этих слов мы с Марией по-прежнему живем раздельно, я по-прежнему стараюсь вести себя так, будто мы вместе. У Марии есть все основания чувствовать себя оскорбленной; едва ли она когда-нибудь взглянет на меня прежними глазами. Нам приходится особенно тяжело, поскольку наша драма разворачивается у всех на глазах. Бракоразводный процесс продолжается, но я по-прежнему надеюсь на то, что мы с Марией восстановим наши супружеские отношения и сохраним семью. Можно называть это нежеланием взглянуть правде в глаза, но так уж я устроен. Я люблю Марию. И я оптимист. Всю свою жизнь я старался сосредоточиться только на позитивном. Я верю, что мы снова будем вместе.

В течение этого последнего года Мария нередко спрашивала: «Как ты можешь жить дальше, в то время как мне кажется, что все вокруг разрушилось? Как ты не чувствуешь себя потерянным?» Конечно, ответ ей уже известен, потому что меня она понимает лучше, чем кто-либо другой. Мне необходимо двигаться вперед. И Марии тоже нужно двигаться дальше, принимать все больше участия в делах, связанных с именем ее родителей. Мария должна ездить по всей стране, пропагандируя борьбу с болезнью Альцгеймера, активно работать в Специальном олимпийском комитете, помогая готовиться к проведению в 2015 году в Лос-Анджелесе международных Специальных олимпийских игр.

Я был рад своему плотному графику, так как в противном случае после нашего расставания мне было бы очень плохо. Я продолжал работать, чтобы сохранять поступательный импульс. К лету у меня за плечами уже были выступления на совещаниях конференциях, проведенных на севере Соединенных Штатов и в Канаде. Вместе с Джимом Кэмероном я побывал в Бразилии на реке Шингу, поздравил в Лондоне Михаила Горбачева с восьмидесятилетием, принял участие в конференции по вопросам иммиграции, состоявшейся в Вашингтоне, посетил Канны, где мне вручили орден Почетного легиона за продвижение новых проектов. Однако несмотря на то, что жизнь у меня была такая же насыщенная, как и прежде, я уже не получал от нее былого удовлетворения. На протяжении тридцати с лишним лет самую большую радость мне доставляла возможность поделиться своими успехами с Марией. Мы все делали вместе, и вот теперь жизнь потеряла для меня прелесть. Когда я возвращался домой, там меня никто не ждал.

Когда весной 2011 года разразился скандал, у меня было запланировано выступление на международном энергетическом форуме в Вене, устроенном при содействии Комитета по развитию ООН. Я опасался, что шумиха в средствах массовой информации подорвет мои позиции как борца за защиту окружающей среды, и приготовился к тому, что мое приглашение отменят. Однако организаторы форума настояли на том, чтобы я принял участие. «Это личный вопрос, — сказали они. — Мы не думаем, что это как-то повлияет на достигнутые вами результаты. Миллион солнечных батарей ведь никто не собирается демонтировать…» В своей

речи я обещал донести до всего мира то, что глобальная зеленая экономика является желанной, необходимой и достижимой.

Покидая Сакраменто, я понимал, что мне обязательно захочется продолжить свою карьеру в кино. Семь лет, проведенных на губернаторском посту, я не получал жалования, и пришло время вернуться к оплачиваемой работе. Однако средства массовой информации, обрушившиеся на меня в апреле и мае, сделали эту задачу временно невыполнимой. К сожалению, волны, поднятые скандалом, разбежались далеко за пределы моей семьи и затронули многих из тех, с кем я работал.

Я объявил, что приостанавливаю свою карьеру, чтобы полностью посвятить себя решению личных проблем. Мы отложили работу над мультфильмом «Губернатор-терминатор» и комиксами, над которыми я трудился вместе со Стэном Ли, легендарным создателем Человека-паука. Еще одним застопорившимся проектом стал фильм «Плачущий мачо», о котором я мечтал все то время, что занимал губернаторскую должность. Эл Радди, продюсер «Крестного отца» и «Малышки на миллион», уже несколько лет придерживал этот фильм для меня. Но когда разразился скандал, выяснилось, что сюжет слишком уж близок к действительности — в его основе дружба тренера лошадей с беспризорным двенадцатилетним латиноамериканским пареньком. Я позвонил Элу и сказал: «Возможно, в главной роли сможет сняться кто-то другой. Я ничего не имею против. Или тебе придется придержать этот фильм еще какое-то время».

Как оказалось, Эл уже переговорил с инвесторами.

— Они готовы снять с твоим участием любой фильм, — сказал он. — Но только не этот.

Как и после моей операции на сердце, Голливуд сначала попятился назад. Телефон перестал звонить. Но уже к началу лета мой племянник Патрик Кнапп, выполняющий работу моего юриста по вопросам шоу-бизнеса, доложил, что киностудии и продюсеры снова начали звонить. «Арнольд еще не возобновил свою карьеру? — спрашивали они. — Мы не хотим обращаться к нему напрямую, так как понимаем, что он еще не решил все свои семейные проблемы, но хотя бы с вами мы можем поговорить? У нас есть один замечательный фильм, который мы хотели бы ему предложить…»

Осенью я уже снова снимался в боевиках: в Болгарии в «Неудержимых-2» с Сильвестром Сталлоне, в Нью-Мексико в «Возвращении героя» режиссера Кима Джи Вуна, и под Новым Орлеаном в «Могиле», еще одном фильме с участием Сталлоне. Я гадал, что буду испытывать, снова оказавшись перед кинокамерой. Когда я был губернатором, мне случалось приезжать на съемки, и я каждый раз думал: «Господи, как же я рад, что мне не приходится висеть вниз головой в страховочном поясе, снимаясь в сцене драки». Друзья спрашивали меня: «Ты по всему этому не скучаешь?» А я отвечал: «Нисколько. Я так рад, что я в костюме при галстуке, отправляюсь на совещание по вопросам образования и электронных учебников, после чего мне предстоит выступить с докладом об обуздании преступности». Но сознание всегда преподносит сюрпризы. Ты начинаешь читать сценарий и сразу же мысленно представляешь себе какую-нибудь сцену, начинаешь думать, как ее срежиссировать, как поставить трюки, и вот все это уже полностью захватывает тебя, и ты с нетерпением ждешь, когда же можно будет приступить к работе. Рассудок освобождается от политики и переключается на новые задачи.

Слай снимал «Неудержимых-2» в Болгарии, и я, приехав к нему в сентябре 2011 года, впервые вернулся в кино, если не считать камео-ролей в «Малыше» и «Неудержимых», в которых я снялся, находясь на посту губернатора. За восемь лет я забыл, что такое дубли и трюки. Остальные ветераны, задействованные в фильме — Слай, Брюс Уиллис, Дольф Лундгрен, Жан-Клод Ван Дамм и Чак Норрис — отнеслись ко мне с пониманием и терпением. Обычно звезда боевиков держится на съемках обособленно, упорно отрабатывая навыки боевых искусств. Но эти ребята из кожи вон лезли, помогая мне. Кто-нибудь из них подходил и говорил: «Предохранитель у этого пистолета здесь… Патроны вставляются в обойму вот так». Я чувствовал, что меня радушно приняли обратно в мир кино.