Вспомнить всё
Шрифт:
Даже тем, чьи фантазии выходили за рамки разумного.
Улыбка на его губах в тот день горькая и печальная. Удивление во взгляде затухло и – сейчас-то Ванесса это понимает – сменилось жалостью и сочувствием. Может быть, тогда он жалел, что не мог взять её к себе, а может, о её детской наивности. Семнадцатилетняя Ванесса уверена, что в двенадцать лет она была настоящим ребенком: глупым, неспособным смотреть на вещи так, как делают это взрослые.
– Если бы это было так же просто, как купить новую сумку, – печально улыбнулся мистер Джейсон. – Мы обсуждали этот вопрос с
И он был прав. Ванесса таких деталей не понимала, она о них даже не задумывалась. В её мире в те годы всё было легко и просто, и ей казалось несправедливым, что её не могут отдать близкому человеку. Зачем забирать её в какой-то дом и хранить там, если есть люди, готовые жить с ней под одной крышей? Ради этого она готова была научиться делать всё сама: справляться с коляской, передвигаться почти где угодно, даже принимать ванну. С последним ей всегда помогала бабушка, но Ванесса была уверена, что сумеет и сама.
Помогала. Странно было думать, что никогда больше бабушка Анна ей не поможет. Не посмотрит на неё, не улыбнётся и не пошутит как-нибудь забавно и немного глупо. Сама она так шутить не умела – над её шутками не смеялись даже ребята из школы.
– Жаль, что у вас не хватит денег, чтобы меня купить, – тогда она с серьёзным видом покачала головой. Больше не плакала и будто бы смирилась с происходящим. Священник у могилы наконец-то захлопнул книгу и отошёл в сторону. – Придётся немного пожить в интернате. Вы же рано или поздно их накопите?
Сейчас она знает о том, что в «Дом Святой Марии» редко заглядывают посторонние. Здесь учатся дети самые разные – и сироты, и те, чьим родителям не хватает времени на своих отпрысков. А может, желания за ними следить. Никто не стремится их оттуда забирать. Предоставленные самим себе, воспитателям и преподавателям, они годами живут в этом интернате и взрослеют. А повзрослевших детей «покупать» не желает никто.
Особенных – и подавно.
Но в двенадцать лет Ванесса мечтала, что рано или поздно мистер Джейсон придёт за ней, возьмёт её за руку и уведёт домой. Мечтала, что жить они будут долго и счастливо, как настоящая семья. Они же и так семья, правда? В последний год он разве что не жил в их доме. Заходил так часто, что миссис Лавли начала называть его социальным работником.
Ванесса ни о чём не говорил его тяжелый, какой-то даже отчаянный взгляд. Она протянула ему слегка влажный от слёз платок.
– Я буду стараться, – он опустился перед коляской на колени и крепко сжал её руки своими. – Только не обижайся, если у меня не получится. Ну или получится по-другому. Обещаешь?
– Я не буду обещать, если вы не пообещаете первым! – она возмутилась. Тогда ей казалось, будто он пытался её обмануть – точно так же, как мальчишки в школе, которые говорили, что вернут пенал, когда она откроет глаза, а вместо этого забросили его на шкаф.
Но ведь мистер Джейсон не такой. Он не мог пойти на такую подлость.
– Обещаю, мы ещё
Несколько секунд она смотрела на него с подозрением. Щурилась и решала, стоило ли ему верить. Никогда до этого он её не обманывал. И даже мальчишек тех наказал. Тогда Ванесса решила, что будет просто глупо считать его обманщиком.
– Идёт, – она кивнула. Краем глаза заметила, что все постепенно расходятся – прошёл мимо незнакомый пожилой мужчина, удалился куда-то высокий, похожий на тень священник и медленно двинулась в их сторону миссис Лавли. – Тогда я тоже обещаю не обижаться. И ждать, пока вы не придёте за мной в этот дом-интернат.
Наверняка в тот день ему хотелось сказать что-то ещё. Она помнит, как сверкали тогда его глаза и как он выдохнул, прежде чем миссис Лавли вновь вмешалась не в своё дело.
Их добродушная соседка больше всего на свете любила совать нос в чужие дела. Особенно тогда, когда считала, что знает что-то, о чём не догадываются другие. Наверное, в те годы она подозревала мистера Джейсона в каких-то непотребствах. Ванессе смешно думать об этом даже сейчас.
Может быть, уже не настолько.
– Никак не можете оставить девочку в покое? – спросила та с улыбкой. Таким тоном, что даже Ванессе стало противно – словно соседка пыталась заткнуть им рты. И это всегда неприятно, пусть рот и пытались заткнуть елейными интонациями, словно патокой или сладкой газировкой. – Уверена, она быстро попадёт в какую-нибудь замечательную семью. Такие умницы и красавицы надолго в интернатах не задерживаются.
В семнадцать Ванессе смешно вспоминать об этих словах. В интернатах задерживаются все, кому не везёт туда попасть – кто-то на несколько лет, а кто-то на всю жизнь. Зависит от возраста. Она провела тут чуть меньше пяти лет, но и они кажутся целой жизнью – новой. Серой. И сейчас она уверена, что тогда их когда-то казавшаяся добродушной соседка откровенно язвила и издевалась.
Строила из себя правильную.
– Вы сама доброта, миссис Лавли, – мистер Джейсон выпрямился во весь рост, улыбнулся – иначе – и положил ладонь Ванессе на плечо. – Удивительно, что вас до сих пор от самой себя не тошнит. Тяжело, наверное, так жить?
– Удивительно то, что вас с такими манерами до сих пор палкой не погнали из школы, – поджала губы та. – По-хорошему говорю, отстаньте вы от девочки. У неё вся жизнь впереди, а вам… Повзрослеть бы, да за ум взяться.
– Не лезли б не в своё дело, – его взгляд тогда был таким мрачным, что сейчас Ванесса вполне могла бы его испугаться, но в двенадцать она не понимала, что взрослые на самом деле ссорились. – Любопытство сгубило кошку. И не одну.
Миссис Лавли разве что не затряслась от возмущения. Вздернула нос, сжала в руках небольшую сумочку и, так ничего и не ответив, пошла в сторону выхода с кладбища. Ванесса и по сей день не знает, отчего та так не любила мистера Джейсона. А может, всех своих соседей с Грин-стрит.