Вспять: Хроника перевернувшегося времени
Шрифт:
Илья Микенов понял, что радость его бессмысленна: даже если они опять будут вместе с Анастасией, то потом опять разлучатся — в силу малого возраста, когда дружба возможна, но только детская.
Посошок вдруг осознал, что он, тосковавший по счастью детства и первой влюбленности, не хочет ни детства, ни первой влюбленности: в любом случае они будут не такими, а других ему не надо.
Наступающее прошлое на самом деле — суррогат прошлого. Он и в самом деле бросил пить, хотя мучился похмельем каждое утро. Это был его вызов судьбе, его личная попытка что-то изменить в фатальном прошлом. Я в прошлом пил? А вот теперь — не
И, кстати, обратил внимание, что с каждым разом похмелье мучило все меньше и меньше. Возможно, рассуждал Слава, это из-за того, что психологический аспект в абстиненции составляет никак не меньше половины. Ушла эта половина, ушла и половина мучений.
И вообще, рассуждал Слава, все идет назад, кроме психологии и того, что от нее зависит. Недаром слово «психология» переводится как знание души. Это знание только накапливается, психология не может двигаться назад. А что зависит от психологии? Да многое в личной жизни человека! Допустим, возьмем такую мелочь: Слава слишком болтлив, необязателен и вдобавок курит. Двигаясь в прошлое, он вполне может занять себя работой над своим характером: стать тверже, крепче на слово. И бросить курить. И это уже будет какое-то движение вперед!
И Слава мало того что бросил пить, он и курить бросил!
Хотелось по утрам невероятно, но терпел.
Он был уверен, что нашел новый смысл существования, пусть бытовой, предварительный, но лучше такой, чем никакого!
Однако, кроме Посошка, мало кто видел в неотвратимом прошлом что-то хорошее.
И только Ирина Ивановна, вдова покойного Геннадия Васильевича, отца Ильи, ждала с нетерпением того дня, когда упокоился муж. Она очень скучала по мужу и желала этого возвращения.
И больше ни о чем постороннем не хотела думать. Каждое утро перетаскивала из сарая кровать в дом, чтобы было готово, каждую ночь кровать исчезала, но Ирина Ивановна тащила опять, на уговоры сына перестать заниматься этим бесполезным делом отвечала молчанием.
Ждали, впрочем, воскрешения усопших и другие, не только в Рупьевске.
А что же делал Анатолий, которого мы на время упустили из вида?
Анатолий оставался одним из немногих людей, твердо верящих, что рано или поздно (и скорее рано, чем поздно) произойдет переворот в обратную сторону, в будущее. И лихорадочно обдумывал, какую пользу из этого можно извлечь.
Хоть он и рос в небедной семье, но ему всегда не хватало карманных денег, и одно из постоянных мечтаний детства было разбогатеть. Однажды он увидел фильм, как люди, попавшие в прошлое, прихватили кое-какие реликвии, которые очень выгодно продали. Это стало для маленького Анатолия любимой фантазией: попасть из настоящего в прошлое или будущее, а потом вернуться и сыграть на разнице стоимости вещей тогда и теперь. Например, вот он собирает марки (было такое недолгое увлечение, доставшееся от отца), и, эх, попасть бы в то время, когда выпустили какой-нибудь «Голубой Маврикий», или «Перевернутую Дженни», или тифлисскую марку с надписью «Город С.» стоимостью 6 копеек. Шесть копеек! А теперь — миллионы долларов! Или оказаться соседом художника типа Ван Гога, который отдавал картины за еду, а через сто лет они на аукционах продаются за такие деньги, что страшно подумать! А можно из современности взять что-нибудь, соображал он бойким мальчишеским умом. Вот сотовые
Потом детские мечты забылись, и вот опять всплыли. Но Анатолий вертел и так и сяк, фокусы с перемещениями во времени не проходили. Нереально. А что реально? Реально вот что: учитывая, что поворот в будущее может произойти в любой день, надо попытаться вычислить этот день и накануне провернуть что-нибудь такое этакое. Поэтому он, запершись в дальней комнате отцовского дома и сказав всем, что уехал в Придонск, обложился гадательными книгами, учебниками по нумерологии, выискивал в Интернете информацию по этим вопросам. Он стал похож на завзятого лотерейщика, который уверен, что выигрышные цифры можно угадать, если правильно составить статистику и увидеть в ней закономерности. Анатолий ел и пил наскоро, не показывался родителям на глаза, не созванивался с Анастасией.
Двадцать девятого сентября, в субботу, когда всех постигло страшное разочарование. Анатолий занимался этими своими делами и не сразу услышал стук в дверь.
Стук тут же стал намного громче и строже.
Анатолий открыл.
В дверях стоял отец.
— Чего это ты бардак у себя развел? — спросил, входя. Игорь Анатольевич.
— Рабочий беспорядок.
— Чем занимаешься?
— Так…
Перевощиков оглядел книги, графики и прочее и не стал вникать: его заботило другое.
— Почему на работу не ходишь? — спросил он.
— Сегодня суббота. А вчера воскресенье было. А до этого меня, если помнишь, вообще убили. И разве кто-то ходит вообще? Какой смысл?
— Убили, вот именно. А ты, значит, позволил себе фактически плюнуть в лицо?
— В лицо не плевали, сразу по черепу.
— Он шутит еще! — взорвался отец. — Весь город смеется: сына Столпцова грохнули, а он и ухом не повел! Девушку на глазах у всех увели!
— Во-первых, не увели, во-вторых, не грохнули.
— Неважно! Люди это все равно запомнили!
Я никому не позволял так с собой поступать. Человек должен быть во всем первым, сынок, жаль, если я тебе эту мысль как следует не вдолбил.
— Что же я, тоже его убить должен?
— Может, и должен, тебе решать. Я со своей стороны добиваюсь, чтобы его наказали. Выпороли, как этих балбесов.
— Серьезно? — Анатолий рассмеялся. — Я бы посмотрел!
— Не так все просто! Перевощиков встречный иск подал: будто бы ты его Настю изнасиловал.
Анатолий припомнил последнее свидание с Анастасией. Да, он вел себя прямолинейно, но назвать это изнасилованием… Девушка явно загоняется. Он взял телефон, позвонил Насте, послушал гудки.
— Говорить не хочет… Ладно, мы с ней ночью по-любому встретимся.
— Не гордый ты, — укорил Игорь Анатольевич. — Не в меня пошел.
И удалился, осененный родительской печалью, которая оживила его душу — поскольку душе в последнее время было нечем жить.
Анатолий же подумал: в самом деле, как-то я не гордо поступил. С одной стороны, все это бирюльки: умер — воскрес, но, с другой стороны, самого процесса убийства Анатолий не пробовал, исключая компьютерные игры. Это, пожалуй, еще и познавательно.