Встать, суд идет! (сборник)
Шрифт:
– Но я хочу знать, что мне будут вливать! – настаивал Гога.
– Вам передается информация о молодости, в каком растворе – неважно.
– Что собой представляет эта информация?
– У попа была собака.
– Чего?
– Опять двадцать пять, – скривился парень. – Снова вы со своими глупыми вопросами. Я и так с вами заболтался.
– Сколько тебе лет? – вырвалось у Гоги.
Парень снял очки и стариковским жестом принялся их протирать. Посмотрел на Гогу в упор, с прищуром, насмешливо:
– Сынок! Я же тебе по-доброму советовал не впадать в
– Когда это можно, когда реально? – путался от волнения Гога.
– Минутку.
Парень (или древний старик?) свернул окошко игры на мониторе. Вывел страницу с какой-то схемой.
– Сколько лет заказываете?
– Двадцать, нет, тридцать, – занервничал Гога.
– Отлично. Есть проверенный до генной чистоты суррогат. Здоровый лось, даже завидно. Сегодня вторник. В пятницу годится? Приходите с миллиончиком наличными. Сейчас я вам распечатаю названия банков, номера счетов. Или в пятницу возьмете?
Гогу в очередной раз потрясло, что с такими суммами здесь обращаются как с медяками. Подобного лихачества Гога не видел, хотя повидал немало.
– В свой бизнес принимаете? – спросил он, верный привычке не упускать шанс.
– Обсуждается, – кивнул парень и снова вывел на монитор игру. – Но сначала давайте вы убедитесь в надежности предприятия и выполните свои обязательства. Еще вопросы есть?
– Еще вопросов нет, – поднялся со стула Гога.
Он вышел на улицу и вздохнул полной грудью.
Он улыбался, и растерянные телохранители, никогда не видевшие на лице шефа улыбки, сначала растерялись, а потом принялись подобострастно кривить губы в ответ.
– Поехали, суррогаты! – хохотнул Гога, забираясь в машину.
Процедура была не страшней рутинной больничной. Именно больничную палату напоминала комната за одной из дверей, во время первого посещения Гоги закрытая. Геймер-администратор наврал. Вместо укольчика в вену стройная медсестра (или докторша?) поставила Гоге капельницу. Факт лукавства не насторожил Гогу, а успокоил. Гога сам привык врать как дышать и никому не верил. Гога спросил, где суррогат, сестричка ответила, что в соседней комнате, тоже под капельницей. Последних ее слов Гога не услышал, потому что счастливо уснул. А когда проснулся, то обнаружил себя в одиночестве лежащим на медицинском столе. Ни капельницы, ни докторши.
Гога встал, опустил рукав сорочки, пряча изгиб локтя, на котором был пластырь – единственное свидетельство процедуры. Гога чувствовал себя отлично. Вышел в коридор и открыл дверь в комнату очкарика. Тот не играл в свои дурацкие игры на компьютере, а курил, ходил из угла в угол.
– Ну, знаете, Самодуров Георгий Петрович! – выпустил дым трубой геймер. – Предупреждать надо. У вас такой букет заболеваний! Не сегодня-завтра в ящик сыграли бы. Мы суррогата едва откачали, пришлось резервные фонды подключать. С вас, по-хорошему, надо было двойную плату брать.
– Опоздал, парниша! – рассмеялся Гога.
– Издержки производства, – согласившись, кивнул очкарик.
– Будь здоров! – направился к выходу Гога.
– Эй, покойничек! – позвал очкарик.
Гога обернулся.
– Вы
– С ним я договорюсь, – хмыкнул Гога, убирая листки в карман брюк.
Гога каждый час, минуту, секунду чувствовал, как к нему возвращается молодость. Это были упоительные ощущения. Смотрел в зеркало по утрам и видел, как бледнеют пигментные пятна на лысине. Сердце уже не колотилось надрывно, и дыхание не захлебывалось при легкой нагрузке вроде подъема по лестнице на один этаж. Гога перестал пользоваться лифтом, обжираться за ужином, глушить коньяк до отупения. Он пребывал в самом радостном расположении духа, а вокруг все хватались за головы. Потому что Гога рубил бизнес на корню. Те деньги, которые требовалось заплатить за обретенную молодость, нельзя было росчерком пера снять со счетов. Не хватило бы. Поэтому продавались, банкротились, сдавались в аренду заводы, пароходы, пристани и нефтяные скважины. Сотрудники стояли на ушах и не понимали, что происходит. Дети, внуки, жены, бывшие и действующая, переживали нервный стресс, забыли о распрях и вынашивали планы объявить Гогу невменяемым. Из верхних эшелонов власти пришел запрос: по какой причине передел собственности? Друг Сеня умело успокоил кого надо, заверив, что передел пойдет во благо государству.
Гога с Сеней встретились за ужином в отдельном кабинете дорогого ресторана. Денежки на обозначенные счета уже текли постоянным потоком.
– Ну, ты молодцом! – не без зависти покачал головой Сеня. – Такая быстрая реакция. Я-то, – понизив голос, поделился он, – долго выкарабкивался.
– Знай наших! – бахвалился Гога. – Я всегда был тебя крепче. И умней.
– Ну да, ну да, – сверкнул Сеня недобрым взглядом.
– Друг! Я знаю, простить тот мой… как бы проступок сложно. Но ты ведь сумел?
– Как видишь. Ого! – поднял брови Сеня, выслушав Гогин заказ официанту. – Здоровая пища? Никаких жирных отбивных и картофельного пюре со сливками и сыром?
Гогу не оставляла мысль присосаться к фантастически выгодному бизнесу.
– Ты не пытался войти с ними в долю? – спросил он.
– С кем? – Сеня сделал вид, что не понимает.
– Хрен знает, кто они на самом деле. С «Технической инспекцией». Ведь это – Клондайк!
– У меня не те финансовые возможности. Да и у тебя после всех выплат не много останется.
– Нормально останется. Выходы имеются? Кто заправляет бизнесом? У них же там смех на палочке, очкарик игрушками балуется, а я разверну по полной программе.
– Подумаю, – пообещал Сеня. – Мое посредничество…
– Без базара! Два процента.
Сеня усмехнулся и принялся за рыбное филе со спаржей.
– Пять процентов, – расщедрился Гога. – Спортом займусь, – мечтал он. – Где ты в теннис играешь?
– Начни с пробежек, – посоветовал Сеня. – Не стоит форсировать события. Побереги доставшееся здоровье.