Вставало солнце над Русью
Шрифт:
– Ты будешь конунгом на севере, а мы – на юге, – уведомляли ярлы Рюрика. – Друг другу мы не помешаем; если же понадобится тебе наша помощь, – можешь на неё рассчитывать. Изменниками нас не считай, потому что не давали мы тебе клятвы в верности и мы свободные ярлы, ни от кого не зависимые.
– Независимые? Разве я зависим от кого-нибудь, кроме уз дружбы? Отпусти меня, Рюрик, я хочу пойти и наказать этих отступников! – сказал тогда Олег.
– Нет, брат мой, у нас и здесь слишком много дел. А Киев от нас не уйдёт – всё равно будет наш, как и вся земля славянская. Ярлы нам услугу делают – к Киеву дорогу прокладывают. Поэтому оставим их пока в покое: пусть забавляются тем, что новое
– Ты прав, мой конунг, затаю я до поры до времени думы мои, но потом, знай, буду просить у тебя позволения разделаться с изменниками по-своему, – ответил Олег.
– Придёт время – и ты пойдёшь на юг.
Увы! Во все времена, пока княжил на Ильмене Рюрик, Олег старался не думать о мести Аскольду и Диру. А теперь, после гибели Рюрика, он решил первым делом наказать дерзких князей. Олег покинул Новгород и подошёл к Киеву, где правили варяги. Он хитростью выманил киевских князей из города. Приближающиеся к городу лодьи были встречены сигнальными кострами на курганах и обстрелами из береговых засад. Олег понял, что пойти на город штурмом он не может, если не хочет потерять своих воинов, тогда он решил перехитрить князей и взять город обманом. Подходя к киевским холмам, Олег приказал воинам спрятаться, чтобы киевские дозорные видели только гребцов и не сообщили своим о войске на кораблях. Часть воинов, он оставил за городом.
Князья Аскольд и Дир стояли на вершине высокого холма, с которого тропинка сбегала к Подолу, и смотрели на приближающиеся по Днепру лодьи. Рослый, в развевающемся на ветру красном плаще, в шапке, отороченной куницей и расшитой золотом, Аскольд ждал, сложив руки на груди. Дир напряжённым взглядом скользил по лодьям. Позади князей стоял воевода, рослый крепкий мужчина лет сорока, с русыми, подёрнутыми сединой волосами, с лицом, иссечённым степными ветрами. Князья держали при себе постоянную большую дружину, не знающую иной семьи и преданную только им. Лодьи подходили к берегу.
Прибежал запыхавшийся стражник из береговых засад и прокричал:
– Князья! На Днепре у берега остановилась лодья с купцами, гости говорят по-славянски, они приглашают вас посмотреть их товары и принять дары.
Благодаря киевским князьям заезжие гости часто появлялись в Киеве и привозили товары на продажу и обмен. Часто прибывали гости и с Ильменя. Киевляне были рады купцам. К гостям всегда выходили киевские князья и расспрашивали, что нового на Ильмень-озере. Во времена самого Рюрика их никто не беспокоил, и князья уверились, что северный владыка смирился с мыслью о разделе земель и не желает идти на них войной, как они предполагали вначале, когда захватили Киев. Вот и сейчас они обрадовались прибытию лодьи с купцами и, не подозревая ничего дурного, поспешили на берег.
Аскольд после приезда из Константинополя переживал счастливое время любви. Это было уже не то бурное чувство, полное мук и томления, которое он испытывал когда-то. Нет, это была кроткая, всё умиротворяющая, всё смягчающая любовь, тихая, спокойная, постоянная. Князю очень повезло с третьей женой – красивой, румяной, с тонкими бровями и яркими серо-голубыми глазами. Прошлой осенью ей исполнилось девятнадцать лет. Всем своим обликом княжна излучала здоровье и бодрость. Даже россыпь золотистых веснушек на носу не портила её, а лишь ещё больше оживляла лицо, делала красоту и молодую свежесть ярче. Она с зимы ждала второго ребёнка. Аскольд чувствовал, что не только он любит, но и всем сердцем любим женой. Ирина, по присущей славянкам скромности, не показывала ему своих чувств, но по её взглядам, по голосу Аскольд видел, что жизнь её полна только им
– Ты так мало времени мне уделяешь, ладо мой, а я всё-таки женщина, твоя жена. – Ресницы её качнулись, алые губы коснулись его губ.
Аскольд обнял жену, прижал к себе и сразу почувствовал напряжение в теле. На секунду он застыл, а затем с глухим стоном и с новой силой обнял её, и она оказалась так тесно прижатой к нему, что почувствовала, как в её груди отдаются мощные удары его сердца. Её руки обвили его шею, мозг пронзили огненные вспышки, едва не лишающие её рассудка. Он поднял её на руки и понёс к лежанке… Ночь была волшебной, никогда ничего похожего Ирина не испытывала: она была во власти необыкновенных ощущений и не понимала, что с ней творится. Аскольд был необыкновенно ласков и требователен.
И вот теперь Аскольду очень захотелось сделать жене подарок, и он поспешил на берег вместе с Диром. На берегу стояла обычная купеческая лодья; единственное, что показалось князьям странным, так это то, что она пристала к берегу в отдалении от пристани, в глухом и безлюдном месте. Однако беспечные князья не придали этому особого значения, не подумали, что в этом месте купцам нечего было делать, даже не обратили внимания на стоящие невдалеке струги и подошли к лодье.
Долгие годы они жили в спокойствии и уверились в полной своей безопасности. Им хотелось быстрее узнать новости, привезённые купцами, и расспросить, чем занят их соратник Рюрик, что нового на Ильмень-озере, а потому они не обратили внимания на тихое бряцание оружия, раздавшееся внутри лодьи. Приближённые князей не были так беспечны и почувствовали опасность.
– Князья! – шептали они. – Это не простая лодья! Будьте осторожны!
– Что значит не простая? А какая?
– Это варяжская лодья, и добра на ней не видно. Когда к нам приезжали купцы, то лодьи у них доверху добром нагружены были, а эти почти пустые.
Но князья, помотав головами, только хохотнули над страхом своих спутников.
– Чего вы испугались? Сколько у нас гостей уже перебывало – и ничего! – удивлялись они.
– За вас, князья, боимся!
– За нас не бойтесь! Мы же никому зла не делаем, поэтому нам нечего бояться!
Они подошли к самой лодье.
– Вернитесь, пока не поздно! – просили их сопровождающие. Но Аскольд и Дир только посмеялись.
В лодье не видно было никого, но только князья собрались позвать купцов, как вдруг перед ними во весь рост поднялся человек, у которого из-под купеческой одежды видна была кольчуга. Аскольд и Дир с ужасом отпрянули. Перед ними стоял Олег Новгородский.
– Вы князьями себя зовёте? – загремел он. – Нет! Вы не князья! Вот он – князь, сын Рюрика. – И он высоко над головой поднял мальчика двух лет.
Это было знаком для воинов: они выскочили из лодьи и кинулись на князей. Берег Днепра огласился криками. Струги, стоявшие в отдалении, быстро приблизились, и засвистели стрелы. Воины стали выскакивать из стругов, врезались в ряды отступающих, зазвенели мечи. Встречающие киевляне немедленно схватились за топоры и попытались защититься. В ход шло не только оружие, но и палки, вёсла – всё, что попадалось под руку. Стоял сплошной крик, часть Подола и тропа кипели, людские водовороты бурлили, когда здесь и там дружинники Олега и Аскольда бились не до первой руды, а насмерть. Княгиня Ирина от дворовых баб узнала, что произошло на берегу Днепра, и, взяв приближённых боярынь, пошла туда. Когда она пришла на берег, всё было закончено: дружина перебита, князья и воевода мертвы. Олег впервые увидел Ирину, стоял и не мог отвести от неё глаз – приглянулась она Олегу, сильно приглянулась. Он подошёл к ней.