Встреча через века
Шрифт:
Ответы Владилена позволили Волгину гораздо лучше и глубже понять устройство арелета и принцип управления им, хотя он был знаком с этой машиной уже несколько месяцев, а не один час, как астронавты.
А когда Котов неожиданно попросил уступить ему место водителя и повел арелет нисколько не хуже Волгина, он окончательно убедился, что избранный им путь неправилен.
"Что ж, - думал он, - лучше поздно, чем никогда. Больше я не буду стесняться".
Вильсон и Кривоносов заинтересовались карманным телеофом. И, к удивлению Волгина, ни Владилен, ни Мэри не смогли ответить на их вопросы.
– Все знать
– Обратимся к специалистам.
В Ленинграде их ожидал приготовленный для них дом. "Дворец!" сказал Кривоносое. Этот дом в два этажа помещался на улице имени Ирины Волгиной. Было совершенно ясно, что выбор продиктован заботой о Дмитрии Волгине.
Совпадение фамилий не ускользнуло от внимания Второва, и он спросил, случайно ли это.
Волгину пришлось вкратце рассказать о своей жене. Сочувственное молчание послужило ему ответом.
Потом Второв сказал:
– И вы и ваша жена заслужили бессмертие. Это должно утешать вас.
– Я живу, - ответил Волгин, - а Ирина...
Второв не нашел, что ответить. Озеров обнял Волгина.
Первые два дня поток вопросов обрушивался на Владилена, Мэри, Сергея. Космонавты хотели узнать и понять все сейчас, немедленно. Они не хотели ждать.
Подобно Волгину, космонавты целые дни проводили в Октябрьском парке. Но и здесь они вели себя совсем иначе. Расспрашивая обо всем, интересуясь всем, они обращались к любому встречному, вели долгие беседы, затрагивающие все стороны жизни. Волей-неволей участвуя в этих беседах, так как без него собеседники не поняли бы друг друга, Волгин в два дня узнал больше, чем за все предыдущие месяцы,
Ему было неловко и даже стыдно. Замкнуться в себе, встречать все новое и незнакомое с внешним безразличием казалось ему теперь глупостью.
"Потеряно столько времени!
– думал он.
– Откуда взялась у меня эта странная робость?"
Он рассказал обо всем Озерову.
– Мне кажется, что это было естественно, - ответил Виктор.
– Ты был один. Это много значит. И еще мне кажется, что возвращение в мир таким путем, как случилось с тобой, не могло не повлиять на психику. Мы - другое дело. Никто из нас не умирал, мы продолжаем жить. Здесь огромная разница.
– А ты не боишься жить в одной комнате с бывшим покойником? пошутил Волгин.
4
Знание Волгиным современного языка было еще не настолько полным, чтобы без затруднений читать любую книгу. Ознакомившись с предисловием к "Пятой планете", причем ему пришлось один раз вызвать к телеофу Люция и обратиться к нему за помощью, Волгин решил, что дальнейшее чтение можно заменить рассказом Владилена, который как астроном должен был знать историю Фаэтона.
Жизнь обитателей погибшей планеты разделялась на две, резко отличные друг от друга половины: до катастрофы и после нее. Первая половина меньше интересовала Волгина, и ознакомление с ней можно было пока отложить. А то, что относилось к Новому Фаэтону - планете системы Веги, - то это была область чисто астрономическая, и Владилен, конечно, хорошо ее знает.
Волгин не ошибся.
Разговор произошел вечером того же дня.
– Я прочел, - сказал Волгин, - о том, как люди узнали о фаэтонцах. Но мне неясно, сколько раз и когда они прилетали на Землю.
– Этот вопрос, - ответил Владилен, - интересовал ученых много столетий.
– Это что такое?
– Узкоспециализированный электронный мозг, способный изучить любой язык по "слуху" и служить переводчиком. Название произошло от слова "лингвист". Так вот, с активной помощью самих фаэтонцев эта машина, вернее несколько таких машин, дали возможность вести подробные беседы. Мы узнали все, что хотели.
– Ты так говоришь "мы", будто сам присутствовал при этих беседах, - улыбнулся Волгин.
Владилен ответил с полной серьезностью:
– Шестьсот лет - срок большой, но люди третьего века нашей эры и мы, живущие в девятом, не так далеки друг от друга, как это было в старину. У них и у нас один и тот же образ жизни. Мы с детства привыкаем смотреть на последнее тысячелетие как на единую жизнь одного и того же общества. Этим и объясняется слово "мы".
– Продолжай!
– Фаэтонцы рассказали нам историю своей планеты. Цивилизованная жизнь началась у них примерно на сто тысяч лет раньше, чем на Земле. Я имею в виду земные года, на Фаэтоне год был гораздо длиннее. Но, как ты увидишь дальше, этот срок не так велик. В общем, история их общества чрезвычайно напоминает нашу историю. Было неравенство людей, была борьба классов. Переход к лучшим формам жизни у фаэтонцев происходил медленнее и труднее, чем на Земле. Но ко времени переселения все это было уже в прошлом. Они сами согласны, что не будь у них единого общественного строя, по-нашему коммунизма, фаэтонцы погибли бы вместе со всей планетой. Спасение стало возможно потому, что все люди действовали по единому плану, действовали дружно. Тебе, Дмитрий, лучше, чем нам, понятно, к чему привела бы катастрофа при существовании вражды и антагонизме.
– Вполне представляю.
– В истории фаэтонцев, - продолжал Владилен, - обращает на себя внимание один странный факт. Коммунизм - будем употреблять это слово появился у них в теории за две тысячи лет до того, как он стал формой жизни. У нас, на Земле, на это потребовалось в двадцать раз меньше времени. Первый искусственный спутник Фаэтона (у них были искусственные спутники) вылетел за пределы атмосферы уже при полном коммунизме, за четыреста лет до полета в космос первого фаэтонца. У нас на это потребовалось шесть лет. В шестьдесят семь раз меньше. И так было во всех областях науки и техники, везде одна и та же картина. О чем она говорит?
– Прогресс шел медленнее.
– Да, гораздо медленнее, чем у нас. Я помню, например, что они открыли явление электролизации почти за тысячу лет до появления в технике электродвигателей.
– Но чем объясняются такие темпы? Что они, мыслят медленнее, что ли?
– Да, это так. Фаэтонцы очень похожи на нас. Они только очень маленького роста, их глаза больше наших, а лоб массивнее. Но за этим лбом течет медленная, словно ленивая, мысль. Их движения тоже замедленные, плавные, спокойно-неторопливые. И вся их жизнь, с нашей точки зрения, идет томительно медленно. Но они сами, конечно, не замечают этого. Мы показались им слишком быстрыми, порывистыми, резкими в словах и поступках. Может быть, они считают нас даже бестолково мечущимися. Им непонятна наша энергия.