Встреча с хичи. Анналы хичи
Шрифт:
Очевидно, не только я мало спал. Эсси явно неоднократно репетировала свою речь.
Я сел и принюхался.
– Ты принесла с собой кофе?
– Только если хочешь, Робин.
– Хочу. – Я подумал с минуту, пока она протягивала мне кофе. – Ты права, – сказал я, – я это знаю. Чего я не знаю, это, как говаривал Зигфрид, как внести это знание в свою жизнь.
Она кивнула.
– Признаю свою ошибку, – сказала она. – Мне следовало включить подпрограмму Зигфрида в программу Альберта, вместо, допустим, подпрограммы изысканной кухни. Я уже думала об изменении
– О милая, это не твоя…
– …вина, нет. Это центр нашего разговора, так? – Эсси наклонилась вперед, быстро поцеловала меня, потом озабоченно сказала: – Ох, подожди, Робин, я беру назад поцелуй. Вот что я хочу тебе сказать. Ты сам мне это часто говорил. В психоаналитическом анализе сам психоаналитик не важен. Важно то, что происходит в голове пациента, то есть в твоей. Поэтому психоаналитик может быть машиной, даже весьма примитивной; или придурком со зловонным дыханием; или человеком с докторским дипломом… или даже мной.
– Тобой!
Она сморщилась.
– Мне приходилось слышать от тебя и более лестный тон.
– Ты собираешься заниматься со мной психоанализом?
Как бы извиняясь, она пожала плечами.
– Да, я, а почему бы и нет? Как друг. Добрый друг, разумный, готовый выслушать. Обещаю не осуждать. Обещаю это, дорогой Робин. Я позволю тебе разговаривать, драться, кричать, плакать, если хочешь, пока не станет ясно, чего ты хочешь и что чувствуешь.
Сердце мое растаяло. Я мог только сказать:
– Ах, Эсси… – Заплакать я мог бы без особого труда.
Вместо этого я отхлебнул еще кофе и покачал головой.
– Не думаю, чтобы это сработало. – Я испытывал сожаление, и, должно быть, оно отразилось в моем голосе, но я также чувствовал себя… как бы это сказать? Заинтересованным. Технически заинтересованным. Заинтересованным проблемой, которую необходимо решить.
– Почему не сработает? – воинственно спросила она. – Послушай, Робин, я все это хорошо обдумала. Я хорошо помню, что ты мне говорил, и сейчас повторю для тебя. Ты говорил, что лучшая часть сеанса – это когда ты идешь на него, репетируя, что скажешь Зигфриду, представляя себе, что он скажет и что ты ему ответишь.
– Я так говорил? – Поразительно, как много помнит Эсси из нашей болтовни четверть века назад.
– Точно так, – самоуверенно сказала она, – так почему же не я? Только потому, что я лично вовлечена?
– Ну конечно, это делает задачу трудней.
– Трудное нужно делать немедленно, – весело заявила она. – Невозможное иногда требует недели.
– Ты молодец, – сказал я. – Но… – Я немного подумал. – Понимаешь, вопрос не только в выслушивании. Хорошая психоаналитическая программа принимает во внимание не только вербальные выражения. Понимаешь, о чем я? «Я», который говорит, не всегда знает, что он хочет сказать. «Я» блокирует что-то, потому что выпустить все эти старые чувства значит снова ощутить боль, а «я» не хочет боли.
– Я буду держать тебя за руку, дорогой Робин, когда тебе будет больно.
– Конечно. Но разве ты поймешь все невербальное? Это внутреннее «я» выражается символами.
– Безусловно, не все!
– …но все это части словаря, который понятен Зигфриду. А тебе нет.
Эсси вздохнула и признала свое поражение.
– Тогда приведем в действие план Б, – сказала она. – Альберт! Включи свет. Заходи!
Медленно в комнате загорелся свет, и в дверь вошел Альберт Эйнштейн. Он не зевал и не почесывался, но казался только что вставшим с дивана пожилым гением, готовым ко всему, но еще не проснувшимся полностью.
– Ты нанял фоторазведочный корабль? – спросила Эсси.
– Он уже в пути, миссис Броудхед.
Мне не казалось, что я дал на это согласие, но, может, и дал.
– А послания отправлены?
– Все, миссис Броудхед. – Он кивнул. – Как вы приказали. Всем высшим военачальникам и членам правительства США, которые в долгу перед Робином. Их просят использовать все свое влияние, чтобы побудить Высокий Пентагон разрешить нам свидание с Долли Уолтерс.
– Да. Так я приказала, – согласилась Эсси и повернулась ко мне. – Так что, видишь, нам остается только одно. Отыскать Долли. Отыскать Вэна. Отыскать Клару. Вот тогда, – голос ее звучал твердо, но выглядела она теперь не так уверенно и очень уязвимо, – тогда мы увидим, что увидим, Робин, и удачи всем нам.
Она двигалась быстро, я не успевал за ней, и в направлении, на которое я не давал согласия. Глаза мои выпучились от удивления.
– Эсси! Что происходит? Кто сказал…
– Сказала, дорогой Робин, я. Это очевидно. Невозможно иметь дело с Кларой как с призраком в подсознании. Но вот с реальной Кларой, лицом к лицу, можно иметь дело. У нас только один путь, верно?
– Эсси! – Я был глубоко шокирован. – Ты послала все эти сообщения? Ты подделала мою подпись?
– Подожди, дорогой Робин, – сказала она, тоже глубоко шокированная. – Какая подделка? Я подписывала сообщения «Броудхед». По-моему, это моя фамилия. Мне кажется, я имею право подписываться своей фамилией. Я права?
Я раздраженно смотрел на нее. Ласково-раздраженно.
– Женщина, – сказал я, – ты для меня слишком умна. Мне кажется, что ты заранее знала каждое слово в этом разговоре.
Она самоуверенно пожала плечами.
– Я тебе много раз говорила, дорогой Робин, что я специалист по обработке информации. Мне известно, как обращаться с информацией, особенно когда субъектом ее является человек, которого я знаю двадцать пять лет, горячо люблю и хочу, чтобы он был счастлив. Да, я подумала о том, что ты смог бы разрешить, и пришла к неизбежному заключению. Я бы этого не сделала, если бы не необходимость, Робин, – закончила она, вставая и потягиваясь. – И сделаю все, что смогу, включая и такой вариант: я удаляюсь, скажем, на шесть месяцев, чтобы вы с Кларой смогли найти решение.