Встреча (сборник)
Шрифт:
Ты уже много лет живёшь с женщиной, она твоя супруга, по-моему, уже почти тридцать лет, но она мне тоже на тебя жаловалась. Обиды те же: как вёл себя до женитьбы, и каким стал после.
Почему ты такой?
Я не знаю, что её заставляет жить с тобой. Она говорит, что уже поздно что-либо менять и что я молодец, что вовремя сбежала. Так жить очень тяжело.
А я всё время думаю, что напрасно я сбежала. Так многие живут, и ещё хуже – и живут. А мне только надо было лишь подавить в себе обиду – такую малость! Тогда я была молодая, многое не понимала в жизни. Но так случилось. И доживаю всё
Господи, как всё сложно в этом мире!
Былое
Не вернуть ушедшую любовь,
Нельзя простить того, что не забыто.
Обида, боль напомнят вновь
О том, что сердцем столько пережито.
Сумей сначала жить начать,
Перечеркни былые муки,
Себе попробуй приказать
Простить, забыть печаль разлуки.
И никогда не возвращайся
Туда, где было хорошо,
Но предано забвенью.
21.02.09
Заболевание
Ранним утром они стояли в прихожей. Он в плаще, а она в пижаме и в бигудях и вся решительно-растерянная.
– Я поехал. Подумай. Забери заявление. Нам не нужен развод. Дочка вырастет, она тебя осудит. Она будет на моей стороне. Подумай, что ты делаешь. Ты сама потом будешь жалеть.
Она молчит, смотрит на него. «Пусть мне будет хуже, – думает она, – Жалеть буду! Подумаешь! Дочь осудит! Ничего не осудит! Нет, чтобы уговорить, а он мне грозит, что жалеть буду. Тоже мне!»
Ей хочется броситься ему на шею, обнять его и сказать, что да, он прав. Но нет. Раз подала заявление – назад не возьму. И сама с собой, молча, беседует, а он ждёт.
«Александр Фёдорович всегда, когда доказывал сходимость какого-нибудь метода вычислений, задавался погрешностью и говорил: „Пусть нам будет хуже“. Вот… Пусть мне будет хуже».
– Потом передумаешь, но я не вернусь. Я назад не возвращаюсь. Думай, пока не поздно.
Не дождавшись от неё никакого решения, он хлопнул дверью. И уехал… навсегда.
Налила себе кофе покрепче, щеки горят. «Наверно, он меня ругает, вот и щёки горят. Сейчас попью кофе и поеду в аэропорт. Я скажу ему что всё, он прав как всегда. Я дура.» Тогда он будет доволен, будет улыбаться и смотреть на неё как на дуру. Не хочется видеть его довольного лица, он победил. Он не понимает, почему я уехала? Почему я подала на развод. Он думает – это моя блажь. Избалованная, как говорит его мама. Он чудо-мальчик, хороший, не пьёт, не курит, не бабник – так говорит вся его родня. А вот насчёт бабника – никто не знает, кроме него.
– С таким парнем да не жить! Чего ещё ей надо? Такого парня бросила, дура!
Вот насчёт «чего ещё надо» не только они не понимают, но и он даже и не задумывается.
А как это объяснишь? Это не объясняется, это чувствовать надо. «Лучше я буду жить одна, – думает она, – по крайней мере, я буду знать, что одна. Я сама должна думать о себе и ребёнке, чем ждать эту милостыню, которую он соблаговолит подать в виде своего драгоценного внимания. Пусть!»
– Не поеду в аэропорт. Нет. Решила и всё.
И ей стало так плохо – как никогда. Плакать нельзя, родители не должны видеть. Они считают, что ей это всё
Села и встать не может, тут дочь бегает, чего-то ей надо. А она как онемела. «На развод не поеду. Напишу письмо, что не могу приехать и всё. На третий раз разведут».
В жизни больше никакой любви не хотела, бежала от неё, как от чумы. Чума заразная и смертельная. Любовь тоже. Любовь – это заболевание очень заразное и плохо поддаётся лечению. Как у Булгакова: «И сердце здоровое, и печень здоровая, и желудок здоровый, а такая боль во всём!» Лучше ею не болеть – подумала она. Не дай бог подцепить!
Осадок
Однажды слышала такую фразу: «Можно забыть,
но не простить. Можно простить, но не забыть».
Я многое могу простить, но не забыть.
Я многое могу забыть, но не простить.
Но всё, что я хочу забыть и всё, что я хочу простить,
в осадок камнем на душу ложится.
А если душу всколыхнуть,
хотя бы и чуть-чуть, то эти камни с болью отзовутся.
Душа и разум в несогласии живут.
Душа простит, но разум не забудет.
Душа забудет – разум не простит.
Вот несогласие и существует.
Корабль
Я стою на большом корабле и смотрю в уходящую даль… Ветер дует в лицо. И вижу свою уходящую жизнь.
Начало своей жизни вижу в серых красках. Война… Мне два года, но я уже знаю слово ИНФОРМБЮРО, как продвигаются войска, сколько потерь. Я боюсь выходить на улицу, там стоит солдат с ружьём – охраняет военный склад. Я боюсь, что он меня застрелит из своего ружья, потому что я вышла на улицу. Сестра силой выносит меня на улицу, я впиваюсь лицом ей в плечо и ору: «Домой, домой!»
Во дворе всё серо, даже трава. Дома мама почернела от горя, всегда с больной головой, туго перетянутой полотенцем. У неё часто болит голова.
Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.
Закончилась война, победа.
Я прыгаю на пружинистой железной кровати и восклицаю: «Папа приедет, папа приедет!»
Но все грустные. У нас не вернётся брат…
Я стою на корабле и вижу уходящую жизнь.
Начальные классы школы. В перемену все бегут к печке погреться, холодно. Отапливают помещение дровами. Все одеты тепло, но всё равно холодно.
Война закончилась, но всё ещё холодно и голодно.
В классе сорок три ученицы. Учительница молодая, фронтовичка, доброе лицо, улыбается.
Я маленького роста, но сижу за последней партой, потому что моя мама не ходит в школу и не просит меня пересадить, я еле достаю до стола парты. Поэтому пишу грязно, ставлю чернильные пятна.
Постепенно появляются цветные краски, чуть-чуть, не яркие, блёклые, но серый цвет уходит.
Я вижу свою уходящую жизнь.
Музыкальная школа радует музыкой и праздником концертов.