Шрифт:
Ленин стоял у окна, заложив руки глубоко в карманы брюк. В кабинете с двумя окнами и высоким сводчатым потолком было холодно и сыро. Последние недели зимы выдались студеными, жестокими.
Владимиру
На дорогах к Троицкой башне и к Арсеналу, на широкой площади с фонарями снег был потоптан и замусорен. Только на крышах и на Кремлевской стене он лежал ровно, нетронутый и чистый.
За Кремлем стыли скованные морозом каменные дома. Вон там, за музеем и библиотекой Румянцева, еле виднеются трубы. Но сколько ни смотри, не заметишь дымка: нечем топить.
Зима обложила Москву кольцом холода. К врагам, навалившимся на обескровленную, истерзанную в гражданской войне страну — голоду, разрухе, — прибавился еще один: холод.
Свирепствует тиф.
Ленин вздохнул. Потом он неожиданно резким движением вынул правую руку из кармана и сел за стол.
Простая, похожая на ученическую ручка, не дописывая и сокращая слова, быстро забегала по листу бумаги, оставляя неразборчивые фразы. Мысли обгоняли друг друга, и он стремительно записывал: проверить, обеспечены ли детские дома дровами. Нет — обеспечить… Увеличить паек сахара и сахарина рабочим металлургической промышленности… Наркомпрос задержал выпуск книг для деревни. С Анатолием Васильевичем поговорить, выругать… С декретом ознакомить товарищей и утвердить… Заграница, которая предлагает свои услуги… Справимся сами или нет?..
Перо на мгновение остановилось.
Тихо открылась обитая белой клеенкой дверь, ведущая в зал заседаний, и в ней показался секретарь.
— Владимир Ильич, — тихо позвал он.
Но Ленин не ответил, поглощенный работой.
— Владимир Ильич!..
Ленин поднял голову, сказал:
— Да, да, — и взял другой листок бумаги — для записки.
— Владимир Ильич, к вам товарищ Коршунов.
— Хорошо, — сказал Ленин.
Секретарь ушел, неслышно прикрыв за собой, дверь, а Владимир Ильич продолжал писать, торопясь закончить записку. Ленин знал, что за время, пока секретарь пройдет зал заседаний, войдет в приемную, скажет посетителю: «Владимир Ильич просит вас», пока посетитель встанет, поправит прическу или что-нибудь в своей одежде, пройдет зал заседаний — за это время, какую-нибудь минуту-полторы, можно прочесть письмо, пробежать глазами заметку в газете, написать, наконец, записку. Можно сделать много, очень много полезного и необходимого. Владимир Ильич писал, но едва в дверях показалась худая, невысокая фигура ученого, старого знакомого, немного смущенного и, видно, застенчивого, Ленин встал из-за стола и направился навстречу посетителю.
— Проходите, Леонид Алексеевич, проходите. — Владимир Ильич указал на одно из мягких кресел. — Садитесь, пожалуйста…
Леонид Алексеевич Коршунов как-то
— Как здоровье, Леонид Алексеевич? — спросил Ленин. — Не жалуетесь?
— Спасибо, Владимир Ильич. Не жалуюсь…
— Хорошо. Трудное время, Леонид Алексеевич, и нам нужно его перебороть.
Когда Ленин умолк, Коршунов начал:
— Я относительно возможной экспедиции, в Сибирь, Владимир Ильич. Вы, конечно, знаете, что тридцатого июня тысяча девятьсот восьмого года произошло чрезвычайно интересное для ученого мира событие. Явление довольно редкое, необычайное по своим масштабам и, быть может, значению. В сибирской тайге упал метеорит. — Здесь Коршунов взглянул на Ленина и отметил, что Владимир Ильич внимательно смотрит на него.
Коршунову показалось, что Ленин прекрасно знает о метеорите, знает мысли и желания ученого и что своим докладом он только отнимает время у занятого человека. Коршунов запнулся:
— Этот метеорит… Впрочем, вы всё это знаете…
— Зря вы так думаете, Леонид Алексеевич, — заметил Ленин. — Я ничего не знал, кроме того, что где-то упал метеорит. Да, да…
Склонив голову набок, он подался к ученому и тихо произнес, улыбаясь:
— Даже года не помнил.
Коршунов тоже улыбнулся.
— Странное дело! — продолжал Ленин, уже серьезно. — Многие почему-то считают, что председатель Совнаркома, наркомы всё знают! А мы мало, очень мало, позорно мало знаем! И чем больше мы с вами будем встречаться, тем лучше! Продолжайте, Леонид Алексеевич. И не торопитесь.
Коршунов, ободренный и повеселевший, продолжал, излагая заранее продуманные мысли, которые он давно хотел поведать Ленину:
— Если учесть, что самым крупным метеоритом считается метеорит весом в тридцать шесть с половиной тонн, за которым идет так называемый мексиканский в двадцать семь тонн, то наш сибирский метеорит лично мне представляется гигантом по сравнению с известными нам метеоритами. Но вся беда в том, что до сих пор точное местонахождение этого метеорита не определено.
— И вы хотите ехать за метеоритом? — спросил Владимир Ильич, когда Коршунов сделал паузу.
— Да, — ответил тот. — Совершенно верно. Хочу ехать за метеоритом. — И поспешил добавить: — Я понимаю, что сейчас не до них… Я буду просить совсем немного. Обидно, когда за границей создаются общества по изучению нашего русского метеорита, а мы…
— Нет, нет, нет, — быстро произнес Ленин. — Заграница здесь ни к чему. Пусть и не мечтают. Что нужно для вашей экспедиции?
— Я заготовил. — Коршунов из внутреннего кармана пиджака достал вдвое сложенные листки бумаги. — Я старался скромно, Владимир Ильич…
Ленин стал рассматривать список, и чем больше он в него всматривался, тем больше хмурился. Коршунову показалось, что печаль, которую ни разу не замечал он у Ленина, сейчас ясно проступила на его лице. Потом Владимир Ильич положил эти листы на стол, провел по ним левой рукой, разглаживая, и обратил к ученому свое суровое и все еще, как казалось тому, печальное лицо.
Коршунов медленно поднял глаза на Ленина и неуверенно произнес:
— Хотя… можно еще сократить список. Хлеба меньше… Да и с приборами… Теодолит можно один сбросить, кроме того…