Встреча в Зазеркалье

Антонова Анна Евгеньевна

– Только закрой обязательно, – обеспокоенно добавила мама. – Не забудешь?

– Нет, – отмахнулся он, перебирая кучу конвертов на столе.

Я бы на месте Витькиных родителей не поверила, но они подхватили переноски с лисой и кроликом – видимо, животных с более тонкой душевной организацией все же нельзя было оставлять здесь на ночь, – попрощались и ушли.

– Сюда клал... – бормотал Витька, роясь в каких-то бумагах.

Мне тоже было жарко в пальто, но снимать его не хотелось – как будто я здесь навеки

поселиться собираюсь. Тем более он тоже остался в куртке.

– Вот, – наконец торжественно объявил Витька, протягивая мне конверт. – Это тебе.

– На память о цирке, – пробормотала я и хихикнула. – Давай потом посмотрю, – сделала робкую попытку я, но он возмутился:

– Когда еще потом? Открывай!

– А ты уже видел? – с подозрением поинтересовалась я.

– Нет, когда. Торопился с тобой тигров посмотреть.

В груди что-то сжалось. Торопился...

– Ну открывай, – нетерпеливо сказал он и хотел забрать у меня конверт, но я не позволила. Я должна увидеть это первой.

Напрасно я тряслась, фотки получились вполне приличные: и волосы у меня не растрепались, и свитер не сбился, и улыбка вполне милая. Зверьки тоже как будто понимали, что фотографируются, – сидели у меня в руках вполне непринужденно.

– Что значит – профессионал снимал, – хвастливо заявил заглядывающий через мое плечо Витька.

– Да, ты настоящий профессионал! – съехидничала я.

– А что, разве плохо снял? – обиделся он.

– Хорошо, хорошо, – успокоила я. – Я даже не ожидала. Спасибо.

– Не ожидала, – передразнил он и позвенел ключами: – Ну все, теперь точно можем идти.

Он запер дверь, мы миновали пустой холл – сейчас, когда все разошлись, здесь стало даже немного жутко – и попали к служебному выходу. Витька отдал ключи вахтеру, расписался в каком-то журнале, и мы вышли на улицу.

Погода и днем была хорошей, а к вечеру стала просто сказочной – утих мороз, унялся ветер, медленно пошел снег. Окрестности цирка оказались совсем не похожи на город – нет луж, слякоти и грязного асфальта, везде сугробы, чистые утоптанные дорожки – и я вспомнила наш лагерь. Здесь почти так же красиво, как там. И погода самая новогодняя. Жаль только, что Новый год уже прошел...

– О чем думаешь? – нарушил молчание Витька.

– О Новом годе, – честно сказала я.

Он замешкался с ответом, и я торопливо – только бы не решил, будто я на что-то намекаю! – заговорила:

– Здесь красиво – почти как в лагере. Вот и вспомнила.

– Да, в лагере было круто, – согласился он.

И теперь я не нашлась, что ответить.

Снег падал крупными хлопьями, сквозь него светились гирлянды, развешанные на голых ветках деревьев, усиливая новогоднее настроение.

– Елочка, гори, – пробормотала я фразу из своей роли.

– А вот и я, ребятки! – басом откликнулся Витька.

Мы

засмеялись, и я облегченно вздохнула – немного спало сковывающее меня напряжение.

– Жалко, лису забрали, – пошутила я. – Сейчас бы погуляли с ней...

– Ага, – подхватил он. – Опять бы все окрестные собаки сбежались.

– Зато снега много, есть где побеситься.

– Побеситься, говоришь? – он оценивающе посмотрел на меня, потом на сугроб и прежде, чем я успела возмутиться, опрокинул в снег.

Я не спешила вставать, глядя в темное зимнее небо сквозь искры разноцветных лампочек.

– Лис, ты что? – испуганно наклонился ко мне Витька.

Я поймала его за руку, и он тоже не удержал равновесие, плюхнулся рядом.

– Ах, так? – возмутился он и сделал попытку подняться, опершись на руку, но его ладонь наткнулась на мою, и они вместе провалились глубоко в сугроб. Я почувствовала, как в варежку засыпается снег, с воплем выдернула руку и с недоумением уставилась на нее – варежка осталась в сугробе.

– Утопила, – констатировал Витька.

– Я утопила? – возмутилась я, но он поспешил успокоить:

– Сейчас найдем.

Барахтаясь и смеясь, мы выбрались из сугроба, пробурив в нем внушительную яму, однако варежка на поверхности все равно не показалась.

– Будем копать, – оптимистично заметил Витька и подал пример: опустился на коленки и начал разгребать снег.

Я поймала несколько недоуменных взглядов прохожих, замешкалась на секунду, а потом присоединилась к нему. Грести я могла только одной рукой, поэтому варежку первым обнаружил Витька.

– Есть, – торжественно, словно нашел клад, объявил он и выудил ее из сугроба – сразу было видно, что насквозь мокрую.

Он снял одну перчатку, пощупал варежку и подтвердил мой диагноз:

– Мокрая. Надо, как я, кожаные перчатки носить, а не варежки шерстяные!

– Они красивее, – не обиделась я. – И теплее. Потому что пальцы вместе.

– И легче теряются, – подхватил он.

Я потихоньку попыталась втянуть в рукав успевшую замерзнуть руку, но Витька заметил мои манипуляции:

– Ты что делаешь?

Я не ответила, и он молча начал стаскивать вторую перчатку. Только бы не стал их сейчас мне предлагать! Но он сделал по-другому: взял мою руку в свою и крепко сжал.

– Лучше?

– Да, – пробормотала я.

Творилось что-то странное. Витька был не похож сам на себя, да и сцену валяния в сугробе я недавно где-то встречала – то ли в фильме, то ли в книге... Да это же я сама валялась в сугробе, когда упала с лыж, а Витька меня оттуда вытаскивал! Дежавю...

– О чем опять задумалась?

Я не стала знакомить его со своими бредоносными вымыслами:

– Да так, ни о чем.

И, чтобы поддержать разговор, задала встречный вопрос:

– А ты о чем?