Встреча выпускников

Сэйерс Дороти Л.

— Ах, да, — сказал Питер резким голосом, который напомнил звучание деревянных духовых инструментов:

«Был раньше рыцарь, а теперь Ты розой на погосте стал, Но самой лучшей, уж поверь, И знай, что с этих пор всегда Цепляться будешь за меня…»

 У Уильяма Морриса бывали моменты, когда он был мужчиною на сто процентов.

— Бедный Моррис! — сказала декан.

— В те времена он был молод, — снисходительно

сказал Питер. — Забавно, когда понимаешь, что выражения «мужественно» и «женственно» являются более наступательными, чем их противоположности. Каждый где-то в глубине верит, что есть нечто стыдное в том, что касается пола.

— Всё это произошло из-за так называемого «абразавания», — заметила декан, когда закрылась дверь за последней из скаутов. — Мы сидим здесь тесным кружком, отделяющим нас от людей, подобных миссис Боунс и этой милой девушке, мисс Тэйп…

— Уже не говоря, — вставила Харриет, — о тех прекрасных коллегах-мужчинах, мужественных Тэйпах и Боунсах…

— И болтаем в самой неженственной манере об интеллектуальной честности.

— В то время как я, — сказал Питер, — сижу в серёдке, всеми брошенный, как шалаш в огороде. [100]

100

Цитата из Библии: «И осталась дщерь Сиона, как шатёр в винограднике, как шалаш в огороде, как осаждённый город» — (Ис. 1:8).

— Вы и похожи на него, — смеясь, сказала Харриет. — Единственный остаток человечности в холодной, горькой и непереносимой дикости.

Раздался смех, мгновенно сменившийся тишиной. Харриет ощущала нервную напряженность в комнате — тонкие нити беспокойства и ожидания натянулись: встреча, дискуссия, нервная дрожь. Теперь, говорила себе каждая, что-то будет сказано об ЭТОМ. Почва была подготовлена, кофе унесён, воюющие стороны расходятся для действий, а теперь этот любезный джентльмен с хорошо подвешенным языком покажет свое истинное лицо инквизитора, и всё станет ужасно неуютным.

Лорд Питер вынул носовой платок, тщательно протёр монокль, вставил его, печально взглянул на директрису, и возвысил голос в решительной, преисполненной боли и ворчливой жалобе по поводу университетской свалки.

Директриса ушла, учтиво поблагодарив мисс Лидгейт за гостеприимство профессорской и любезно пригласив его светлость навестить её в собственном доме в любое удобное для него время, пока он находится в Оксфорде. Некоторые доны встали и продрейфовали прочь, бормоча что-то о необходимости проверить эссе прежде, чем лечь спать. Разговор приятно растёкся по множеству тем. Питер немного отпустил вожжи и позволил ему идти, куда захочет, и Харриет, понимая это, не трудилась следовать за ним. В конце концов остались только сам Питер, декан, мисс Эдвардс (которую, казалось, сильнее всего поразил разговор с Питером), мисс Чилперик, тихая и полуспрятавшаяся в неудобной позе и, к немалому удивлению Харриет, мисс Хилльярд.

Часы пробили одиннадцать. Уимзи поднялся и сказал, что, по его мнению, ему пора. Все встали. Старый дворик был тёмным, за исключением гроздьев освещённых окон, небо покрылось облаками, и усиливающийся

ветер раскачивал ветви буков.

— Ну, доброй ночи, — сказала мисс Эдвардс. — Я прослежу, чтобы вы получили копию той статьи о группах крови. Думаю, она вас заинтересует.

— Несомненно, — сказал Уимзи. — Большое спасибо.

Мисс Эдвардс большими шагами устремилась прочь.

— Доброй ночи, лорд Питер.

— Доброй ночи, мисс Чилперик. Сообщите мне, когда начнётся социальная революция, и я приеду, чтобы умереть на баррикадах.

— Да, вы могли бы, — сказала мисс Чилперик, неожиданно и вопреки традиции, подавая ему руку.

— Доброй ночи, — сказала мисс Хилльярд всем и никому в частности и быстро прошла мимо них с высоко поднятой головой.

Мисс Чилперик устремилась в темноту как мотылёк, и декан сказала: «Так!» А затем вопросительно: «Итак?»

— Всё прошло хорошо, — спокойно сказал Питер.

— Там были один или два момента, правда? — спросила декан. — Но в целом — всё хорошо, насколько можно было ожидать.

— Я прекрасно провёл время, — сказал Питер с озорной ноткой в голосе.

— Держу пари, что так, — сказала декан. — Я не доверяла бы вам ни на ярд. Ни на ярд.

— Что вы, напротив, — ответил он. — Не волнуйтесь.

Декан также ушла.

— Вы вчера оставили свою мантию в моей комнате, — сказала Харриет. — Вам лучше зайти за ней.

— Я принёс вашу назад и оставил в домике на Джоветт-уолк. А также ваше досье. Я надеюсь, что их уже перенесли к вам.

— Вы не могли оставить досье валяться просто так!

— За кого вы меня принимаете? Оно запаковано и запечатано.

Они медленно пересекли дворик.

— Есть много вопросов, которые мне хотелось бы задать, Питер.

— О, да. И есть один, который я хочу задать вам. Как ваше второе имя? То, которое начинается с «Д»?

— Дебора, к моему стыду. Но зачем вам?

— Дебора? Будь я проклят. Хорошо. Я не буду называть вас так. Я вижу, мисс де Вайн всё ещё работает.

На сей раз шторы её окна были отодвинуты, и они могли видеть её тёмную, растрёпанную голову, склонившуюся над книгой.

— Она меня очень заинтересовала, — сказал Питер.

— Мне она нравится, вы это знаете.

— Мне тоже.

— Но я боюсь, что те шпильки — её.

— Я знаю, что они её, — сказал он. Он вынул руку из кармана и разжал ладонь. Они были близко от Тюдор-билдинг, и свет из соседнего окна осветил печальную шпильку с широко разведёнными ножками на его руке. — Она потеряла её на помосте после обеда. Вы видели, как я её поднял.

— Я видела, как вы подняли шарф мисс Шоу.

— Всегда нужно быть джентльменом. Могу ли я зайти к вам, или это против правил?

— Можете зайти.

В коридорах сновало множество полураздетых студенток, которые смотрели на Питера с большим любопытством, но не с досадой. В комнате Харриет они обнаружили её мантию, лежащую на столе вместе с досье. Питер поднял свёрток, исследовал бумагу, нить и печати, на каждой из которых были присевшая кошка и высокомерный девиз Уимзи.

— Если он был вскрыт, я выпью бокал расплавленного сургуча.

Он подошёл к окну и изучил дворик.

— Неплохой наблюдательный пост в некотором смысле. Спасибо. Это — все, на что я хотел взглянуть.