Встречи на ветру
Шрифт:
– О! – невнятно начал Виктор, качнувшись на табурете. – Смотри, Мэрилин, кто к нам пришел.
Девица оглядела меня с ног до головы.
– Виктор, – она тоже говорит нечетко. – Кто это? Откуда такой музейный экземпляр?
– Не обижай рабочий класс, Мэрилин, это Ирина.
Ох, как я обозлилась. Это надо же! С каким презрением он, профессорский сынок, говорит о нас, рабочих.
– Послушай ты, недоучка, поносник, ещё слово гадкое о нас, рабочих скажешь, не погляжу, что профессорский сынок,
Девчонка с табуретки так и сползла на пол и ну вопить:
– Ой! Убивают! Спасите!
– Кого тут убивают?! – в квартиру влетел Артем.
– Вот она нас убивает, товарищ милиционер, – тычет пальцем в меня Виктор, с перепугу и спьяну приняв морскую форму за милицейскую.
Ответом на вопль девицы и заявление Виктора был хохот Артема. Он смеялся так заразительно, что я невольно тоже рассмеялась. Парочка тупо глядела на нас и изредка икала. Смеяться Артем прекратил внезапно.
– Ну-ка встали оба!
Подчинились. Стоят рядом. Тут я вижу, что у Мэрилин по колготкам что-то течет. Какой срам! Она описалась.
Потом я прошла в комнату, нашла коробочку Наума и вернулась на кухню.
Такую картину я застала там: Виктор и его подружка сидят у окна на табуретах, окно открыто, оба прикрыты снизу какой-то тряпкой, а Артем стоит у газовой плиты и что-то греет на ней в кастрюле.
– Артем, – удивлено спрашиваю я, – ты решил тут суп варить?
– Кипячу её чулки и его трусы. Воняет же.
Опять в квартире раздается наш смех. А входную дверь мы закрыть позабыли. Соседи не глухие и очень любопытные: по какому поводу в квартире профессора такое веселье. Первым пришел, правильно, Иван.
– Чего ржете? – спросил он, не видя ни Виктора, ни его подругу.
– Ваня, – радушно отвечаю я, – проходи. Мы с Артемом в гости к Вите пришли, а он тут… – подбираю слово. Артем опередил:
– Молодые люди так много выпили, что не успели дойти до гальюна.
– Да, воняет тут у вас, как в параше. Что отцу скажешь, Витя? До чего докатился! А ты, Машка, – вот как зовут Мэрилин, – чего намазалась, как шлюха? – У неё мать больна, одна её поднимает. От рук отбилась. В школу не ходит, болтается по вокзалам, ложится под командированных. Мать на работу, она в дом тащит кобелей. Эй, Машка, ты в диспансере была, как я велел?
– Да кто ты такой, чтобы я тебя слушалась?
Поразительная реакция у бывшего зека: ему хватило нескольких секунд, и вот уже на голый зад Маши сыплются хлесткие удары ладони Ивана. Она молчит, дергает головой так, как будто хочет увидеть, как её бьют, и только.
– Катись домой. Завтра приду с участковым. Определим тебя в спецприемник для несовершеннолетних.
Потом наступила очередь Виктора. Иван схватил того за ворот рубахи и отволок в комнату. Оттуда послышалось
– Дядя Ваня, вы моим родителям не говорите, я больше не буду.
Сопляком оказался с виду мужественный студент.
– Ира, – это уже после того, как Иван свершил «правосудие», – познакомь с товарищем.
Мне не пришлось представлять Артема, он это сделал сам.
– Значит, Артем батькович, ты на Севере служишь? Мне севера знакомы.
– Проходили службу на Северном флоте?
– Нет, браток, я другую лямку тянул.
Я увидела, что Артем догадался, какую такую лямку тянул Иван.
– Мой двоюродный дед отбывал срок по 54-й статье тоже на Севере, в Колымлаге.
– Политический, – понимающе отвечает Иван. – Мы по уголовке. Медвежатник я, если знаешь, что это такое.
Я прервала их беседу.
– Товарищи, не пора ли нам уходить отсюда?
– Девушка права, – ответил Иван. – Пошли ко мне. Я как раз чай собирался пить.
Мы вышли. Впереди Иван, следом, как утята за уткой, мы с Артемом.
Всего-то надо сделать пять шагов, но за это время Артем успел шепнуть мне:
– Он бывший вор, а каков, а?
Я тоже успела ответить:
– Он ужасно начитан.
Какой слух у Ивана!
– Я же тебе говорил, Ира, какая у нас в колонии библиотека была.
В комнате Ивана стерильная чистота и обстановка аскета. Окно задернуто плотной шторой, на подоконнике цветок алоэ, у окна письменный стол – на таком я делала уроки, – на столе лампа с зеленым абажуром, стопка книг и чернильный прибор из малахита.
– Этот прибор мне подарил мой товарищ по колонии, большой мастак он резать камень.
– Иван, – спрашиваю его, – у тебя и на затылке есть глаза?
– Не одни вы, женщины, умеете видеть боковым зрением. Когда живешь в стае бешеных волков, не захочешь, а выучишься так глядеть.
Артем как вошел, так и стоит у двери.
– Чего встал? Проходи. – Иван добродушен. – Книги посмотри. Их у меня немного, но все классика. Так сказать, каждой твари по паре. – И неожиданно прочел: – Завыла буря, хлябь морская клокочет и ревет, и черные валы идут, до неба восставая. Похоже, мореход?
– Похоже, – несколько оторопев, отвечает Артем.
– Похоже, – передразнивает Иван. – Евгений Абрамович Баратынский был сыном генерал-лейтенанта, что родом из Польши, а родовой их замок звался Боратынь, оттуда и фамилия, – мы с Артемом переглянулись: каков Иван. – Ты, Ирина, послушай, как пишет бывший шляхтич о любви. – И опять стал читать наизусть: – Сей поцелуй, дарованный тобой, преследует мое воображенье: и в шуме дня, и в тишине ночной я чувствую его напечатленье. Каково сказано, – что за восторг в тоне Ивана! – напечатленье! – Это слово он проговорил по слогам.