Встречи с искусством

Кошелева Инна Яковлевна

— Душа-душой, но просто крутиться ему надо больше. Ведро с мусором его вынести не заставишь. Еще меня слушает, а тебя? В человеке все связано. И эта физическая неподвижность, по-моему, прямо влечет за собой другую, ту, что нас беспокоит.

Они замолкли.

«Да, муж был во многом прав. Начнись все с начала, она бы и впрямь отвела бы Сашке побольше обязанностей. Еще в том далеком теперь возрасте, когда он охотно брался и за веник, и за чистку обуви. Но тому маленькому, пятилетнему, шестилетнему, она говорила: «Ты иди, ты играй, я сама сделаю». Глупая привычка все брать на себя. И еще то, что Саша — единственный. Будь у нее двое, трое, все распределилось бы само собой. А то эта вечная сосредоточенность

на одном, эта безудержная нежность, желание, чтобы было ему легче, лучше... Как тесно все связано в жизни, как целостен человек! Одна ошибка влечет за собой другую. Лодырь и впрямь во всем лодырь. И все-таки... Ведь ее сейчас больше всего беспокоит лень в сфере духовной, внутренней. Остальное он доберет при желании, жизнь заставит его стать и более деловитым, заставит «крутиться». А вот научится ли он сильно чувствовать, страстно мыслить? Во имя этого она и приобщала его к искусству. Водила в кино, в театр с малых лет, ходила с ним в музей, приносила в дом стопки книг для него. Лет до двенадцати — тринадцати все шло нормально, пока не наступил этот самый «трудный» переходный возраст. Мальчик вдруг стал с настороженностью смотреть на ее «восторги», на все эти «ну, нравится тебе, нравится?» Как легко было ей вести с ним разговоры по поводу Винни-Пуха и крокодила Гены и как трудно говорить о Печорине, Карениной. Близость вдруг нарушилась, и она почувствовала, что ее Сашке нужен другой собеседник: более логичный, более строгий в выражении чувств, берущий мальчика жизненным опытом, поданным «без нажима». Словом, мужчина...

А отец... Он, пытаясь восполнить ее нетребовательность, то и дело «цепляется» к Саше по мелочам, не заботясь о внутреннем с ним контакте. Заставить вымыть пол через силу, через внутреннее сопротивление может, а подружиться, сблизиться с мальчиком — нет.

...Александра Федоровна вспомнила, как долго она переживала скандал, возникший в доме из-за... музыки. Да, из-за так называемой «Сашкиной музыки» или еще в одном варианте — «их» музыки. «Их» — это значит Саши и его подросших одноклассников. Когда это было-то? В начале нынешнего, восьмого класса. Именно тогда Саша принес домой маленький кассетный магнитофон:

— Юра дал до понедельника.

Два дня Саша не выключал музыку.

— Вот АББА, а вот «Бони М»,— суетился он, прося внимания.

Отец морщился. А после воскресенья, после того как Саша отказался тотчас же сходить за хлебом (обычное — «чуть позже», хотя хлеба в доме нет), Николай Тихонович просто взял «бандуру» и отнес ее через дорогу Юре.

И это бы ничего. Само по себе наказание за лень не оскорбило бы Сашу так, как то, что при этом говорилось. И музыка, мол, «нестоящая», «трень-брень», и названия ансамблей «нечеловеческие», и «волосатики» на супере «отвратительные».

Она тогда пыталась остановить мужа:

— Прислушайся, вот эта песня ничего, мелодичная. Поначалу любая музыка — шум, попытайся вслушаться, привыкнуть.

И хотя ей самой все это не больно нравилось, старалась понять, чувствовала, что Сашу эта музыка волнует, забирает в плен. Она даже подумала о магнитофоне — не купить ли? Но муж разозлился безудержно и яростно.

— Будь моя воля, я бы это все запретил раз и навсегда.

Саша тогда вроде бы легко пережил конфликт, о маге больше не заикался, но холодок отчуждения между ним и отцом Александра Федоровна почувствовала.

После она искала каких-то доводов в пользу ансамблей и Саши.

— Подумай,— говорит она Николаю Тихоновичу,— не является ли любовь к этой «бездумной» музыке естественной реакцией молодости на все умственные и нервные перегрузки, ведь дети наши живут напряженнее в этом отношении, чем жили мы. Школа ставит перед ними задачи очень серьезные, мощный поток информации. Нашего Сашку

мы лишаем возможности «просто жить», просто наслаждаться погодой, движением, как делали в детстве и юности сами. Мы ему внушаем — спеши, спеши узнать, прочесть, изучить. Увы, он этому сопротивляется, но это висит над ним, что ни говори. А музыка скорее всего возвращает ребят к первичной радости бытия. Пусть же она у них будет.

Во-вторых... Во-вторых, посмотри эту книгу. Социологи не зря отмечают существование подростковой, юношеской «субкультуры», определенных эстетических ценностей, которые «не доступны» взрослым. Среди этих ценностей и та музыка, которая так не нравится нам. Но должно же у ребят быть что-то свое, свой мир, делающий их значимыми в собственных глазах. Они не научились еще общаться с нами, даже друг с другом поговорить о чем-то серьезном, своем и то пока не умеют. Включили магнитофон и объединились — это они понимают, это их роднит, объединяет.

И в-третьих. В музыке, как и в других видах искусства, время от времени происходит довольно резкая смена стиля. Привлекаются новые выразительные средства. И наша беда, если мы не можем угнаться за временем...

Муж усмехнулся: мудришь, мол, Александра Федоровна. И однажды он снова демонстративно «вырубил» приемник, включенный Сашей. Она разозлилась, отчитала Николая Тихоновича на кухне.

— Это не воспитание. Так ты его вообще отпугнешь от себя. Он мальчик, ты мужчина. Вы должны понимать друг друга, быть родными. Ты бы в кино с ним пошел.

Помнится, недели через две Николай Тихонович принес два билета на семичасовой сеанс. Ну вот, сообщил он, пойдем с Сашей. Фильм Николай Тихонович выбрал хороший «Розыгрыш». О старшеклассниках.

Но вернулись оба не в духе. Сашка что-то наскоро пожевал на кухне и ушел к себе в комнату: «Хочу спать», а муж лишь на другой день рассказал: «Вышли мы. Спрашиваю: «Ну, как?» А он мне: «Что как-то?» «Как то есть что? Ну, фильм,— разъясняю,— понравился либо нет?» Поморщился, пожал плечами неопределенно и даже с дерзким таким оттенком — отстань, мол. Зачем же я ему при этом нужен? И что у них молодых за манера — не говорить со старшими откровенно? Настаиваю. Нет, ты скажи, как относишься? Может быть, тебе этот тип понравился, который учительницу обманул? Ему, кстати, все твои ансамбли тоже по душе. И вдруг в ответ: «Ну хотя бы и так. Хотя бы и понравился. Запретишь, что ли?»

Муж был обижен и еще смущен, как бывает смущен тот, кто неожиданно терпит поражение там, где рассчитывал на твердую, без помех победу.

Александра Федоровна только вздохнула:

— Ох, все ты не так, Коля...

Подумал-подумал и согласился:

— А вообще, ты права: не так.

Думая об этом неудавшемся выходе сына и мужа в кино, Александра Федоровна все больше склонялась к мысли, что Сашку фильм пронял, взволновал, и он не хотел показать, насколько сильно он его задел. Почему не захотел?

Подростковый возраст чаще называют возрастом неоткровенности. Ребята почему-то ведут себя, как говорится, наоборот, скрывают свои чувства. То есть не «почему-то», а оттого, что не научились еще взрослому спокойному общению, не всегда просто умеют выразить свои чувства, да и сами в них не могут разобраться, ведь чувства эти остры, ярки, сильны. С друзьями-одногодками после фильма Сашка, возможно, и говорил бы об увиденном, а с родителями — нет. Дома он принял в последний год позу взрослости, независимости, неуязвимости — этакий «супермен», неподвластный «детским» (как ему кажется) чувствам жалости, нежности, взволнованной растроганности. И вдруг очутиться перед отцом беззащитным и безоружным после фильма. После «какого-то» фильма! Выдать свою переполненность мыслями, эмоциями. Нет! Лучше «закрыться», нагрубить, сделать вид, что он непробиваем.