Встречи у метро «Сен-Поль»
Шрифт:
— Вы не имеете права… — начал он.
Но Лекувед перебил его:
— Еще как имею! Вам известно циркулярно-подзаконное уставное распоряжение о торговле кофе на открытых террасах?
Хозяин спасовал. С таким настырным лучше не связываться, чего доброго, у него еще найдутся знакомые в префектуре. Оставалось только развести руками.
Зеваки на улице разошлись. Лекувед выпил кофе, взглянул на счет, который хозяин оставил на столике, и положил на него несколько монет.
Ему было хорошо. До чего, оказывается, приятно бунтовать!
Он
Шел он не спеша, шел и думал, но все же оказался перед лавкой шурина скорее, чем ожидал, и, кстати, вдруг сообразил, что было бы неплохо несколько обновить свой гардероб. Поэтому с порога произнес:
— Вот зашел узнать, как ты поживаешь, и купить пару рубашек. А заодно ты мог бы вернуть мне подсвечники, которые когда-то взял.
Улыбка сбежала с лица шурина, лоб наморщился.
— Какие еще подсвечники?
— Две штуки, что ты одолжил у сестры три года назад, когда она еще была жива.
Шурин хлопнул Александра по плечу:
— Так это ты про те подсвечники, которые твоей жене достались от моей матери?
— Ясно, про них! А ты думал, про те, что зажигают в Гранд-опера?
— Ну нет. Это память о сестре. — Шурин помотал головой и переменил тему: — Какие тебе рубашки? Гладкие или в полоску?
— Я что-то не расслышал, — резко сказал Лекувед. — Ты, кажется, не хочешь возвращать мои подсвечники?
Не дожидаясь ответа, он зашел за прилавок, окинул взглядом полки со стопками разложенных по размерам рубашек и преспокойно взял десять штук, белых, тридцать девятого размера. Потом шагнул к соседнему стеллажу и прихватил десяток жилеток. Какие попались. Взял с прилавка два пластиковых пакета, в один засунул рубашки, в другой жилеты и вышел из лавки. Шурин опешил, но быстро пришел в себя и выскочил на улицу вслед за ним:
— Куда ты столько нахватал? Одни жилеты целое состояние стоят!
Александр Лекувед остановился:
— Когда ты мне вернешь подсвечники, я, может быть, верну тебе жилеты. А рубашки так и так теперь мои.
И, оставив онемевшего шурина стоять посреди улицы, пошел прочь, с пакетами в руках, счастливый донельзя. Кое-кто из встречных здоровался с ним. Наверное, какие-то знакомые. Он всех перезабыл. Чем только он не занимался в этом квартале! С кем только не работал! До курсов на окраине преподавал в частных школах тут, неподалеку, был секретарем у одного из местных политиков, корректором в еврейской типографии. И еще, и еще…
И везде слыл учтивым, услужливым. Но никогда, где и что бы ни делал, такого удовольствия, как сегодня, он не получал.
Александр Лекувед шел, напевая и помахивая пакетами. Почти у самого
Консервы
В бакалейную лавку Оскара Вердена покупатели заходили, едва ли не подняв руки, точно гангстеры из вестерна, пойманные на месте преступления. И робко спрашивали:
— Нельзя ли килограмм картошечки, да-да, вот такой? И пакетик кофе, нет, не этот, другой? Сколько я вам должен?
Под двуствольным взглядом хозяина уместно было бы прибавить:
— Деньги до или после расстрела?
Но на шутки никто не осмеливался.
Обычно Оскар Верден смотрел на вас так, словно вы были прозрачный, затем опускал глаза в усыпанный опилками пол и, наконец, протягивал вам мятый листок, который отрывал от пришпиленного к серому халату блокнота. На нем простым карандашом были записаны цены и внизу, под чертой, итог. Если же он бывал в хорошем настроении, то переводил взор с пола на бумажку и сам бесстрастно возглашал счет. «Надо же, он умеет говорить! Невероятно!» Умел, умел.
Ну а в те дни, когда настроение у бакалейщика бывало превосходное, он мог даже выпалить в отважившегося переступить порог лавки отрывистым:
— Что нужно?
Покупатель чуть не падал с ног от неожиданности. В вестерне он непременно выстрелил бы в ответ в порядке законной самозащиты. Но в Четвертом округе у людей крепкие нервы. И вошедший, показывая на пирамиду банок с зеленым горошком, спокойно говорил:
— Дайте мне вот это!
— Что — это? — спрашивал Верден, уставясь в пол.
— Зеленый горошек.
— Зеленого горошка нет!
— Да как же нет, когда вон он, на полке у вас за спиной. Дайте мне одну банку.
— Нет.
Покупатель хватался рукой за то место, где у ковбоя висит кобура:
— Ну хватит, месье Верден. Дайте мне банку горошка с той полки. У меня мало времени.
Атмосфера накалялась, бакалейщик занимал боевую позицию:
— У меня тоже нет времени. Берите что-нибудь другое, это отложено на заказ.
— Дайте банку горошка, или я к вам больше ни ногой, — кипятился покупатель.
Оскар Верден выходил из-за прилавка и, глядя неприятелю в лицо, цедил:
— Вам сказано: горошка больше нет. А это — на заказ.
— Немедленно подайте мне горошек, не то я позову полицию! — Случалось, покупатель цитировал услышанное в фильме.
Верден выставлял кулаки на уровне блокнота. Неколебимый, как скала, готовый отразить любую атаку, он сам бросался в схватку:
— Зовите хоть министра всей полиции! Я сказал, что сказал: тот горошек отложен! Зовите хоть раввина всей полиции, все равно не получите ни банки!