Встречный ветер

Федоров Павел Ильич

– Вот и хорошо. Так оно и должно быть, - взволнованно сказал Ромашков.

На другой день капитан Ромашков снова побывал у генерала. Спустя три дня он вместе с Пыжиковым уехал на одну из пограничных застав.

Глава четвертая

На пограничную заставу капитан Ромашков и старший лейтенант Пыжиков прибыли на грузовике отрядного киномеханика.

Спрыгнув с кузова, Михаил размял занемевшие ноги, расстегнул офицерский ремень, отряхнул запылившуюся гимнастерку, снова подпоясался и посмотрел на ручные часы. Стрелки показывали девять часов утра. На заставе это

было самое тихое время, когда вернувшиеся с охраны границы солдаты, плотно позавтракав, крепко спали. Отдыхал и капитан Земцов, у которого Ромашкову предстояло принимать заставу.

Предъявив рослому светловолосому сержанту - дежурному заставы - служебное предписание, Ромашков вернулся к машине и помог Петру снять чемоданы.

– Комнаты вам и старшему лейтенанту приготовлены, - доложил сержант Батурин.
– Разрешите показать?

– Спасибо. Успеем, - ответил Ромашков.

– Может, побудить капитана?

– Не нужно, пусть отдыхает, - возразил Ромашков.

Пыжиков, попросив у сержанта щетку, с мрачной рассеянностью чистил сапоги. Он все еще злился на Михаила. Минут сорок назад, когда они проезжали мимо рыбозавода, Петр заметил купающуюся возле пирса девушку в голубой шапочке и, не видя ее лица, почему-то решил, что она очень миленькая. В этом захолустье, каким он считал отдаленную заставу, встреча с такой стройной купальщицей была неожиданной и немножко романтичной. Заметил девушку и капитан Ромашков. Оба пристально наблюдали из кузова машины, как она, вскидывая загорелые руки, помахала им ладошкой, заплывая все дальше и дальше. На легкой волне мелькала ее голубая резиновая шапочка, потом слилась с синеватой далью.

– Гляди, какая смелая!
– сказал Петр, когда за крутым выступом береговой скалы исчезла бухта.

– Просто глупенькая, - усмехнулся Михаил.

– Почему?
– сердито спросил Петр.

– От большого ума на два километра от берега в одиночестве в пограничной зоне не плавают.

– Значит, живет не по инструкции? А я и забыл, что такие люди тебе не по душе, - иронически сказал Петр.

– А вот нам обоим все же придется жить по инструкции. Не хочешь, а придется, - глядя на Пыжикова в упор, проговорил Михаил.

Петр ничего не ответил, чувствуя, что нелегко ему будет ладить с крутоватым характером друга. За эти годы Ромашков изменился до неузнаваемости. Его суждения о людях, как казалось Пыжикову, были слишком резкими и грубовато прямыми. Студентке мединститута, ехавшей с ними в одном купе, когда она рассказала, что после пребывания в анатомичке у нее появляется тошнота и кружится голова, он посоветовал бросить институт.

– А что же мне делать?
– спросила студентка растерянно.

– Поступайте в маникюрши. Очень занятная профессия, - косясь на ее ярко выкрашенные ноготки, сказал Михаил.

Хорошенькая, веселая спутница защелкнула на чемодане застежки и тут же перешла в соседнее купе. Когда же уезжали из комендатуры, Михаил наотрез отказался сесть в кабину и забрался в кузов грузовика. Пришлось туда лезть и Петру. Солдат-киномеханик ехал рядом с шофером, на мягком сиденье, а они, офицеры,

шестьдесят километров тряслись у бортов машины да еще придерживали киноаппарат.

"К чему все эти выходки?" - с сердцем думал сейчас Петр, до блеска полируя щеткой свои новые сапоги.

А капитан Ромашков в это время со скрытым волнением рассматривал заставу. В углу двора виднелась недостроенная баня, возле которой лежали кучи камня, битый кирпич и торчали выпачканные в известке ручки деревянных тачек. Тут же неподалеку солдат в длинной, без ремня, выгоревшей гимнастерке поил из брезентового ведра высокую белоногую лошадь. Чуть подальше плотная женщина в цветном стареньком сарафанчике развешивала на протянутой вдоль забора веревке солдатское белье. Часто поворачивая повязанную синим платком голову, она искоса посматривала на прибывших офицеров и поправляла сползавший с плеча сарафанчик.

– Это кто?
– спросил Ромашков у сержанта.

– Наша прачка, товарищ капитан. Тетка Ефимья, - ответил сержант и ухмыльнулся.

– Вот как живете?
– заметив его ухмылку, проговорил Ромашков. На Курильских островах, где он был начальником заставы, пограничники находились на полном самообслуживании.

– Живем, товарищ капитан, не плохо, - ответил Батурин.

– Что-то вы, сержант, все время улыбаетесь.

– Просто так... Над теткой Ефимьей.

– Не понимаю.

– У нас тут история случилась...

– Что за история?

– Вы уж лучше младшего сержанта Нестерова спросите который коня поит.
– Батурин не выдержал и рассмеялся.
– А тетка Ефимья у нас недавно... второй месяц. Ребята наши прозвали ее вторым старшиной.

– Командовать любит?
– спросил Ромашков и тоже улыбнулся.

– Так точно. Подтягивает. А вообще тетка хорошая, добрая. Мы ее уважаем, вот только Нестеров... Короче говоря, сами узнаете.

– Что у вас сегодня по расписанию?
– спросил Ромашков.

– В пятнадцать ноль-ноль зачетная стрельба, а потом кинокартина.

– Часто показывают фильмы?

– Летом раз в неделю. Осенью и зимой реже. Хотя зимы тут почти не бывает, просто длинная осень с дождями. Через перевал к нам добираться трудно: машины юзом ползут.

– По всему видно, что дыра здесь порядочная, - сказал Пыжиков, слышавший последние слова сержанта. Взглянув на помрачневшего Ромашкова, он внутренне приготовился к отпору, но Михаил промолчал и, повернувшись, направился к солдату, поившему лошадь. Петр пошел было за ним вслед, однако, оглянувшись на чемоданы, крикнул:

– Погоди! Надо же вещи отнести и жилье посмотреть?

– А зачем?
– Михаил остановился.
– А может быть, назад вернемся?

– Ну, хватит чудить-то, - пробормотал Петр.

– Здесь же дыра, - не унимался Ромашков.
– Будем ездить до тех пор, пока не выберем место покурортней.

– Ну, до чего же ты злой!
– сказал Петр в раздумье. Постояв несколько секунд, он вернулся к чемоданам и нехотя взялся за ручки.

– Разрешите помочь, товарищ старший лейтенант?
– спросил Батурин.