Встретимся через 500 лет!
Шрифт:
– Он был в маске, я вспомнила! Да, да! В черной бархатной маске!
– Понятно. А что было потом?
– Потом я от страха спряталась под одеяло, тут же раздался выстрел, Потрошитель бросился вон, видимо, на веранду...
– А кто стрелял?
– Наверное, Потрошитель.
– Вы позволите мне осмотреть вашу спальню?
– спросил Пуаро, чувствуя, как греют его щеки доверчивые глаза женщины.
– Да, конечно. Осмотрите.
Последнее слово Генриетта произнесла так, что Пуаро понял: «Смотрите,
Осмотр спальни и зимней веранды, пристроенной к ней, ничего сыщику не дал. Тюль, за которым, по словам Генриетты, стоял таинственный наблюдатель, был цел и невредим.
– А ничего похожего на чемоданчик у Потрошителя не было?
– не зная, что говорить, спросил Пуаро, послушав мнение своих сереньких клеточек: «Эта дама заколачивает гвозди без молотка. «От созерцания халвы во рту слаще не станет» - это не укол, мистер Пуаро, не эскапада, это артподготовка перед решительным наступлением, после которого вы, несомненно, падете. Падете в ее постель».
– Какой чемоданчик?
– изумилась Генриетта.
– Чемоданчик с набором игл и красок, - уселись они на диван.
– Чемоданчик с набором игл и красок...
Мадмуазель Генриетта, прикрыв глаза, опустила головку на высокую диванную спинку. Белый шарфик, пламеневший красными бабочками, скрывал ее стройную шею, но Пуаро помнил, что она именно таковая, то есть лебединая. Он помнил это, смотрел на шарфик и понимал, что с этой неожиданной женщиной его связывает будущее, связывает все на свете.
– Да, кажется, был чемоданчик, - наконец, сказала.
– Что-то, похожее на кейс... Черная кожа, металлические уголки, ручка слоновой кости...
– А куда он делся?
– спросил, радушно глядя.
– Наверное, его кто-то унес. Вы забываете, что я была в наркотической прострации!
– Кто унес?
– продолжал давить Пуаро.
– Ни Потрошитель, ни человек, за которым он погнался, не могли этого сделать?
– красота женщины отвлекала внимание, рождая в мозгу сыщика мысли, не имевшие к криминалистике ни малейшего отношения.
– Но ведь его не стало? Значит, кто-то его унес?
– Кто-то третий?! Или… - Пуаро увидел в воображении, как Потрошитель наутро звонит в дверь «Трех Дубов», как мадмуазель Генриетта открывает ему и слышит смущенное лепетание: «Доброе утро, сударыня! Я давеча у вас чемоданчик потрошительный свой в спешке забыл, не могли бы вы мне его вернуть, он сегодня ночью мне понадобиться?»
– Да… Кто-то третий... Вы сейчас скажете, что у меня тут проходной двор...
– Нет, не скажу. Ведь если я это скажу, то сам себя назову проходимцем.
– Вы такой... милый, - теплая ладонь женщины легла на колено Пуаро.
– Возможно, - сказал он задумчиво.
– Однако нашего дела эта характеристика не подвигает. Скажите, цифра «три» вызывает у вас какие-то ассоциации или воспоминания?
– Цифра «три»?
– непонимающе посмотрела.
– Да, цифра «три».
– Господи!
– выпрямив стан,
– Значит, это была цифра «три»...
– А можно поподробнее?
– Утром, я принимала душ и там, внизу увидела какую-то закорючку. Потерла губкой – почти ничего не осталось. Теперь ясно, что это была наметка цифры «три».
– А больше там ничего не было написано?
– пристально посмотрел Пуаро в глаза женщины.
– Нет...
– захлопала та ресницами.
– Вы знаете, у вас такие замечательные усы, не могу отвести от них глаз и потому путаюсь в мыслях...
Если бы не запечатлевшийся образ мерзкого типа с вырванным влагалищем на простертой ладони, если бы не этот образ, Пуаро поцеловал бы ей руку.
А может, и в губы поцеловал. Нет, не в губы! Что тогда осталось бы от Пуаро, от его цели, его предназначения? Наусники и сеточка для волос, до сих пор хранящиеся в довоенном саквояже вместе с коробочкой помады? Да, только они. А сам он превратиться в обычного человека, сведенного с ума ветреной женщиной.
...Ожидая Пуаро, Гастингс прогуливался по парку, и у статуи Дианы-охотницы наткнулся на мадмуазель Х. Она, вся в шоколаде, растрескавшемся от холода, шла навстречу по боковой дорожке, шла, обхватив озябшие груди руками. Вздохнув, Гастингс снял с себя старый верный макинтош, набросил, спросив разрешения, на плечи девушки. Одарив его улыбкой, та с надеждой посмотрела в глаза капитану:
– А вы, сэр, случайно, не Джек Потрошитель?
– Нет, мадмуазель, я – Карабас-Барабас, банальный людоед. Вы позволите мне проводить вас до вашего жилища? Надеюсь, в нем найдется уютная кухонька с печью, разделочным топором и большой кастрюлей?
– они пошли к коттеджу, в котором обитала мадмуазель Х
– Вы шутите?
– спросила девушка, пристально посмотрев в серьезные глаза Гастингса.
– Какие тут шутки? Я два года тут от этого лечусь, безрезультатно пока.
– Как это безрезультатно?
– Да так... Все ем и ем. Столько народу съел, слезы на глаза наворачиваются, как вспомню, - натурально всхлипнув, отвернулся Гастингс.
– У меня месячные, - сказала мадмуазель первое, что пришло в голову.
– Так что заходите через пару дней и со своей кастрюлей...
– Что вы такой кислый?
– спросил Гастингса Пуаро, выйдя из «Трех Дубов».
– Не кислый, а сладкий, - ответил тот и, поясняя свои слова, распахнул плащ настежь.
– Это что, шоколад?
– понюхал воздух Пуаро, увидев, что подкладка макинтоша и пиджак капитана испачканы коричневым веществом.
– Да, - криво улыбнулся Гастингс, прежде чем рассказать о своей встрече с мадмуазель Х.
– Значит, она ищет встречи с Джеком Потрошителем...
– задумался Пуаро, выслушав друга.
– Да. Мадмуазель Х. мечтает у него татуироваться. Я ж говорил, что мы с вами против своей воли вовлечены в фарс.