Встретимся в декабре
Шрифт:
— Ну, Александра, говори адрес, — мой коллега заводит машину и ждёт координаты пункта назначения.
— Борис Иванович, я не домой. У меня ещё одно дело есть. Тут недалеко, — я называю адрес, написанный на письме, которое не потеряла надежды вручить родителям старательного ребёнка, — Подкинете?
— Не вопрос, ты только пристегнись.
Уже через десять минут мой палец, на секунду помедлив в нерешительности, нажимал дверной звонок. За дверью послышалась суета, строгое требование пойти надеть тапки, лязгнули замки и дверь открылась.
— Здравствуйте! — улыбаюсь немолодой женщине в дверном проёме и понижаю голос, —
— Пройдите, пожалуйста. Не стоит вести разговор на лестничной площадке, — голос тёплый и строгий, такой был у моей учительницы начальных классов. Да и выглядит женщина очень элегантно, несмотря на очевидную усталость и глубокие тени под глазами, — Так что за письмо? — она складывает руки на груди в замок, а я достаю из кармана голубой шубы детское послание и подаю.
— Вот, посмотрите, пожалуйста, через почту было отправлено. Я решила в ящик не возвращать вдруг, потеряется. А так вы сможете порадовать ребёнка, — дама берет из моих рук письмо и задумчиво его разглядывает.
— Удивлённо! — качает головой, — Это действительно писала Полина. Вот правду говорят, было бы желание. То не заставишь, а как Деду Морозу, так все сама, — распечатывает письмо, окидывает его взглядом и резко бледнеет, оседая на пуфик.
— Что с вами? — я кидаюсь к ней и пытаюсь схватить за руку, чтобы нащупать пульс, — В письме что-то плохое?
— Нет, — дама с горечью качает головой, — Это хорошее письмо. Подайте мне, пожалуйста, нитроглицерин из тумбочки, — она продолжает держаться за сердце. Я непослушными руками открываю шкаф и достаю нужный блистер из аптечки, — Вот, пожалуйста.
В тот момент, когда женщина кладёт таблетку в рот, из комнаты «вываливается» белокурое, смутно знакомое мне создание.
— Бабушка, я сама оделась, — звенит колокольчиком ее голос, — Я — молодец? Ой, — она смотрит на меня во всё глаза, — Бабушка, это же моя Снегурочка, — хватает меня за руку, — Ты замерзаешь? Сегодня руки холодные. Бабушка, ты помнишь, я тебе рассказывала? — и я вспоминаю маленькую снежинку Полину с детского праздника. Отправила, значит, своё письмо.
— Иди переодень свитер, Полина, — Бабушка целует ее в макушку, — Надела задом на перед, — девочка послушно скрывается за дверью, а я молчу, поражённая совпадением.
Женщина поднимает на меня глаза и долго смотрит, будто размышляя, сказать что-то или не стоит.
— Я, наверно, пойду, — робко улыбаюсь, стараясь разрядить наше долгое молчание, — Всего хорошего, с наступающим, — нажимаю ручку двери, а женщина меня останавливает.
— Как вас зовут? — ее рука мягко ложится на мое плечо, и я оборачиваюсь.
— Александра…Саша
— Саша, — подавляет судорожный вздох, — В нашей семье сейчас непростой период, папа Полины лежит в больнице после аварии, — я вспоминаю желание маленькой снежинки и чувствую острую горечь глубины детских переживаний, доверенных самому доступному по ее мнению Чуду. Только чудес не бывает, а человек слаб и совсем невсемогущ. Прости, детка, я бы сейчас тоже от капельки волшебства не отказалась, — Сегодня мы с моей невесткой и врачом должны решить важный вопрос. Не хочу, чтобы внучка слышала его содержание. Раз она вас знает, побудьте с ней пару часов, пожалуйста. В клинике хорошая детская комната. Я заплачу,
——
Во рту резко становятся сухо. Язык прилипает к небу, и я молчу, широко распахнув глаза. Догадка прошивает сознание насквозь и рикошетит тремором по нервным окончаниям. Этого не может быть… Таких совпадений в жизни просто не бывает. Полина не может быть дочкой Игната, та холодная кукла Барби — ее мама не может быть женой. Или может? Тогда, эта милая женщина — его мама? История так ошеломительно похожа. Господи, какой кошмар! Ощутив потребность в опоре, прислоняюсь спиной к стене и, не мигая, смотрю на стрелку красивых настенных часов. Чек… Стрелки сливаются на цифре двенадцать и по циферблату начинают вертеться красивые зеркальные узоры, острые, как ледяные осколки.
— Саша? — по повышенной интонации понимаю, что зовёт меня женщина не первый раз, — Что скажите? К сожалению, так мало времени…
— Я согласна, — прерываю речь женщины и киваю головой, — Как вас зовут?
— Плисецкая Инга Ионовна, — отвечает женщина, а в моей голове взрывается атомная бомба, — Я вам очень благодарна. О том, чтобы оставить Поленьку дома не может быть и речи, — ее голос проседает до шопота, — Внучка очень любит отца. А ее мать… — она в сердцах даже прикрывает глаза, — А ее мать потратила целое состояние на психологов, чтобы девочка забыла моего сына. Даже фамилию ей сменила, отчество я запретила, — на глаза женщины набегают слёзы, — Не вышло у неё ничего, вот мне сдала ребёнка, как игрушку бракованную. Говорит, что она ей мужа напоминает, оправиться не даёт. Только вы мне скажите, Сашенька, — женщина хватает меня за руку и смотрит в глаза, — Да разве ж так бывает, чтобы любимого человека забыть хотелось? Всего месяц прошёл, а люди и по несколько месяцев лежат. Она должна за каждую возможность хвататься, бороться. Деньги не проблема… — Инга Ионовна резко замолкает и отходит от меня, услышав за дверью комнаты топот маленьких ножек, — Простите, ради Бога, я напугала вас. Сорвалась, — она качает головой и стирает с щёк тыльной стороной руки сорвавшиеся крупные слезинки. А мне кажется, что это мои.
Теперь сомнений не осталось. Волею случая я пришла в дом Игната. Хочется позвонить Денису самой и узнать результат разговора с Борисом. Ожидание становится невыносимым. Ведь у него же все получилось? Но тогда почему в глазах этой женщины сейчас боль и тоска. Если между двумя близкими людьми может проскочить искра, то я хочу, чтобы эта связь сейчас состоялась, беру мать Игната за руку, и «вливаю» в неё свет, тепло, все хорошее, о чем сейчас могу вспомнить, прося мысленно принять, почувствовать, что она на самом деле не одна. Женщина вздрагивает, смотрит на меня каким-то туманным и удивленным взглядом, а я вижу возле уголков глаз точно такие же морщинки, как у Игната. Чтобы не разрыдаться, резко зажмуриваюсь…
— Бабуль, — Полина выходит в коридор и настороженно, на столько, на сколько могут быть чувствительны дети, оглядывает нас, — Я готова. Ты мне поможешь обуться?
— Я помогу, — первая прихожу в себя и нахожу силы улыбнуться девочке, — А вы пока одевайтесь, — киваю головой женщине, сажаю снежинку на пуфик и заговорщицки интересуюсь, — И курточку? — Поля кивает головой.
— Только замочек вставить…
— А дальше ты сама, — подмигиваю ей, — Я помню. Поля, ты не против, если я поеду с вами к папе в больницу?