Вся правда о Муллинерах (сборник)
Шрифт:
Носильщиков и стариков он бы на порог не пустил. А Холмс, этот нищий Холмс, буквально в ус не дует. Не странно ли?
Фредди направился к дверям, пробормотав что-то вроде: «Надо тут повидаться насчет собаки…»
— Потом, — продолжал Адриан, — начинается полная чушь. Предоставим слово Ватсону:
«… он протянул мне помятый листок. Письмо было отправлено из Монтегю-плейс накануне вечером.
Дорогой мистер Холмс!
Мне очень хочется посоветоваться с Вами по поводу предложения занять место гувернантки.
С уважением
Вайолет Хантер»
Даже от действующей гувернантки можно ждать меньше фунта. Однако через две недели мисс Хантер просит Холмса «быть в гостинице "Черный лебедь" <…> завтра в полдень» и он, бросив всё, садится в поезд, отходящий в 9.30. Вас ясно?
— Нет, — ответил я.
Пришлось что-то сказать, поскольку я остался один.
— Ну, ну! — огорчился Адринан. — Вы же знаете мой метод. Примените его. Кому не нужны деньги?
— Богачу.
— Вот именно.
— Но вы же сами сказали, что Холмс беден!
— Ничего подобного. Это он хотел создать такое впечатление. Ширма, знаете ли, камуфляж. А что прибыльней всего? Преступление. И налогов платить не надо. Чтобы прикарманить лишний миллион, не спешат к каким-то гувернанткам, а сидят, словно паук, в самом центре паутины и поджидают, пока помощники наворуют бриллианты и секретные соглашения. Так, так, так… Всё встало на место. Холмс — это Мориарти.
— Кто-кто?
— Мо-ри-ар-ти.
— Профессор?
— Именно.
— Который странно поводит головой на манер змеи?
— Он самый.
— Но Холмс головой не поводил.
— Как и Мориарти.
— Холмс же сказал…
— Кому? Ватсону. Чтобы запустить неверные сведения. Ватсон профессора не видел. Он знал о нем со слов Холмса. Заметим, что он совершил небольшую оплошность.
— Кто, Ватсон?
— Нет, Холмс. Он сказал, что на пути к медику на него напал субъект с дубиной.
Король преступного мира придумал бы что-нибудь потоньше, хотя бы кобру в каминной трубе. Это и навело меня на след. Так-то, любезный.
— И это всё?
— Да.
— Больше ничего?
— Нет.
Я негромко засмеялся.
Киватель
Когда в кинотеатре «Сладостные грезы» пошел новый фильм «Мой малыш», у нас начались бурные споры. Четыре зрителя явились в «Привал рыболова» после первого же сеанса, и разговор, естественно, обратился к малолетним звездам.
— Я так думаю, — сказал Ром, — это все карлики.
— Да, говорят, — поддержал его Виски-с-Содовой, — на каждой студии есть специальный человек, который ездит по циркам. Найдет хорошего карлика — хапц! — и в Голливуд.
Почти непроизвольно мы обернулись к мистеру Малли-неру, как-то чувствуя, что этот кладезь премудрости даст окончательный ответ. Ответил он не сразу, сперва отхлебнул горячего виски с лимоном.
— Проблема эта, — сказал он в конце концов, — волнует умы с тех самых пор, как малолетние полипы вошли в моду. Одни полагают, что ребенок
— Возьмем хоть сегодняшнего… — сказал Ром. — Этого Джонни Бингли. Чтоб мне треснуть, если ему восемь лет!
— В данном случае, — признал мистер Маллинер, — интуиция вас не подвела. Джонни[95] пошел пятый десяток. Я точно это знаю, так как он играл важную роль в судьбе одного из Маллинеров.
— Ваш родственник — тоже карлик?
— Нет. Он — киватель.
— Кто-кто?
Мистер Маллинер улыбнулся.
— Нелегко объяснить мирянину тонкости кинопроизводства. В общих чертах, киватель — вроде поддакивателя, но ниже рангом. Поддакиватель сидит на совещаниях и говорит «Да». Ему вторят второй поддакиватель и третий, иначе — младший. А уж после них вступают в дело киватели. Есть и неприкасаемые, так называемые «запасные киватели», но их я касаться не буду. Мой дальний родственник Уилмот был кивателем в самом чистом виде. Конечно, он хотел подняться выше, особенно — когда влюбился в Мейбл Поттер, секретаршу Шнелленхамера, возглавлявшего корпорацию «Перфекто-Зиззбаум».
Огромную разницу в их положении смягчала любовь к птицам. Уилмот вырос на ферме, Мейбл начинала творческий путь, изображая птичье пение.
Общность интересов обнаружилась в то утро, когда, проходя мимо съемочной площадки, Уилмот услышал взволнованный голос своей богини.
— Конечно, это не мое дело, — говорила она, — но я просто потрясена…
— Ладно, ладно, — успокаивал ее режиссер.
— …что вы мне объясняете про кукушек! Я куковала по всей Америке. Не говоря о гастролях в Англии, Австралии и…
— Я знаю, — вставил режиссер.
— …Южной Америке. Подождите, съезжу домой, привезу вам рецензии из…
— Знаю, знаю, знаю.
Мейбл выскочила с площадки, и Уилмот обратился к ней с почтительным умилением:
— В чем дело, мисс Поттер? Не могу ли я чем-нибудь помочь?
Мейбл тряслась от рыданий.
— Нет, вы послушайте! — вскричала она. — Они меня попросили озвучить кукушку, а этот неуч говорит, я неправильно произношу!
— Какая подлость!
— По его мнению, кукушка выговаривает «Ку-ку». Нет, вы представляете? Да всякий знает, что это «У-ку»!
— Естественно! Одно «к», два «у».
— Как будто у нее что-то с нёбом.
— Или с горлом.
— Ъ-ку, ъ-ку. Вот так.
— Именно.
Прелестная Мейбл с интересом поглядела на него.
— Вы их хорошо знаете.
— Я вырос на ферме.
— Меня просто мутит от этих режиссеров!
— И меня, — поддержал ее Уилмот и решился: — Мисс Поттер, а не зайти ли нам в буфет?
Она охотно согласилась. Так началась их дружба. Каждый день, улучив минутку, они сидели в буфете или на ступеньках какого-нибудь дворца. Уилмот смотрел на нее, а она, нежно сияя, как всякий творец в минуты творчества, выводила песню иволги или более грубой птицы «африканский канюк». Иногда, напрягая горло, она куковала «Ъ-ку, ъ-ку».