Вся правда о неправде. Почему и как мы обманываем
Шрифт:
Представьте себе, что вы принимаете участие в эксперименте, аналогичном описанному выше. Вы берете восемь вопросов и самостоятельно даете правильные ответы на половину (50 процентов). Благодаря правильным ответам, приведенным в нижней части страницы, вы заявляете, что смогли ответить на шесть вопросов (75 процентов). Как вы думаете, находятся ли ваши реальные способности в диапазоне 50 или 75 процентов? С одной стороны, вы осознаете, что использовали ключи к ответам для «накачки» своего результата, и понимаете, что ваши реальные способности находятся ближе к 50-процентной отметке. С другой стороны, вы знаете, что получите плату за шесть правильных ответов, и способны убедить себя в том, что ваша способность к решению подобных задач находится ближе к 75-процентной отметке.
И вот тут начинается вторая фаза эксперимента. После заверше-ния математической задачи экспериментатор просит вас предсказать, насколько хорошими будут результаты вашего следующего теста, в котором вам предстоит ответить на сто похожих на предыдущие вопросов.
Результаты показали, что участники выбрали второй вариант. Прогнозы второго этапа теста показали, что участники не просто использовали ключи к ответам на первой фазе для «накачки» результата, но и довольно быстро убедили себя в том, что они заслужили свой результат. Иными словами, те, у кого был шанс проверить свои ответы на первом этапе (и смошенничать), начали верить в то, что их завышенные результаты были отражением их истинных навыков.
Но что произошло бы, если бы мы платили участникам деньги за точность их прогноза результатов второго этапа? Когда на сцене появляются деньги, то наши участники не могут столь же просто игнорировать тот факт, что на первом этапе использовали ключи к ответам с целью улучшения результатов. Мы повторили эксперимент с новой группой участников, на этот раз предложив им по 20 долларов в случае правильного прогноза результатов второго этапа. Тем не менее даже при наличии финансового стимула, заставлявшего их делать более аккуратные прогнозы, они считали, что результаты были заслуженными и, как и прежде, переоценивали свои способности. Несмотря на сильную мотивацию к точности, самообман правил бал.
Я так и знал
Я читаю довольно много лекций о своих исследованиях совершенно разным аудиториям, начиная с преподавателей и заканчивая инженерами. Когда я только начинал это, то часто описывал эксперимент, затем рассказывал о результатах, а потом делился своими заключениями. Однако я часто замечал, что слушатели не были удивлены результатами и с готовностью говорили мне об этом. Это выглядело довольно странно: исход работы порой казался загадочным даже мне самому как экспериментатору. Я постоянно задавался вопросом: неужели люди в аудитории настолько проницательны? Каким образом они узнали результаты раньше, чем я? Либо это все же был случай интуиции, проявляющейся постфактум?
Со временем я нашел способ бороться с чувством «я так и знал». Я начал просить представителей аудитории предсказывать результаты экспериментов. После того как я завершал описание эксперимента и методов измерения, я давал аудитории несколько секунд, чтобы об этом подумать. Затем я просил их проголосовать за исход эксперимента и записать свой прогноз на листе бумаги. Лишь после этого я делился с аудиторией результатами. С тех пор как я начал применять этот метод, слушатели крайне редко осмеливались говорить мне: «Ну, я так и знал».
В знак того, что людям свойственно убеждать себя в том, что они заранее знают все правильные ответы, я назвал свой исследовательский центр в Университете Дьюка Центром продвинутой ретроспективы.
Наша любовь к преувеличениям
Когда-то давным-давно, точнее в начале 1990-х годов, знаменитый кинорежиссер Стэнли Кубрик часто слышал от ассистента истории о некоем человеке, притворявшемся самим Кубриком. Псевдо-Кубрик (настоящее имя которого было Алан Конвей и который внешне ничем не походил на чернобородого режиссера) бродил по городу и рассказывал множеству людей истории о «себе». Поскольку настоящий Стэнли Кубрик был довольно замкнутым человеком и сторонился папарацци, относительно мало людей представляло себе, как он выглядит на самом деле. Поэтому множество доверчивых людей, счастливых лично «узнать» знаменитого режиссера, с радостью заглотнули наживку Конвея. Представители студии Warner Bros, финансировавшей работы Кубрика и занимавшейся дистрибуцией его фильмов, начали звонить к нему в офис чуть ли не каждый день с новыми жалобами. Масса людей никак не могла понять, почему «Стэнли» не выходит с ними на связь – они же угощали его напитками и приглашали на ужин, а он обещал им участие в своем следующем фильме!
Как-то раз Фрэнк Рич (бывший театральный критик и автор колонки в New York Times) обедал в Лондоне в обществе своей
Вскоре после этого дела Конвея начали идти не столь радужным образом, особенно после того, как Рич и все остальные начали понимать, что пали жертвами мошенника. Со временем правда выплыла на поверхность, но лишь тогда, когда Конвей начал продавать свою историю журналистам. Он заявил, что стал жертвой ментального беспорядка («Это было ужасно. Кубрик завладел мной. Я действительно верил в то, что я – это он!»). В итоге Конвей умер нищим алкоголиком всего за четыре месяца до смерти Кубрика [29] .
29
Эта история была рассказана ассистентом Кубрика Энтони Фревином в журнале Stop Smiling, а затем легла в основу фильма «Быть Стэнли Кубриком», в котором роль Конвея исполнил Джон Малкович.
Хотя эта история представляется просто вопиющей, не исключено, что Конвей действительно верил в то, что он был Кубриком. Это заставляет нас задуматься о том, склонны ли мы верить каким-то своим фантазиям больше, чем остальным. Для исследования такой возможности мы провели эксперимент, напоминавший наш прежний опыт в области самообмана, но на этот раз мы также измеряли склонность участников закрывать глаза на собственные ошибки. Для измерения этой тенденции мы попросили участников согласиться или не согласиться с несколькими заявлениями, такими как «Мои первые впечатления о людях обычно правильны» и «Я никогда не скрываю свои ошибки». Мы хотели увидеть, склонны ли люди, дававшие на эти вопросы ответ «да», к большей степени самообмана в нашем эксперименте.
Как и раньше, мы увидели, что люди, имевшие возможность обратиться к ключам, мошенничали и получали более высокие результаты. Как и прежде, они предсказали, что смогут дать правильные ответы на большее количество вопросов в следующем тесте. И вновь они потеряли из-за этого деньги. Что же произошло с людьми, ответившими «да» на заявления о собственных склонностях? Таких было много, и они чаще всего предсказывали, что смогут добиться более высоких результатов во второй фазе эксперимента.
Героические ветераны?
В 1959 году умер «последний выживший ветеран Гражданской войны» Уолтер Уильямс. Похороны были пышными. На сопровождавший их военный парад пришло несколько десятков тысяч человек. Был объявлен недельный траур. Много лет спустя журналист по имени Уильям Марвел обнаружил, что на момент начала войны Уильямсу было всего пять лет. Иными словами, тот никоим образом не мог служить в армии ни в каком качестве. Однако это было лишь началом. Уолтер Уильямс неправомерно унаследовал свой титул у человека по имени Джон Сэллинг, который (как выяснил Марвел) также без каких-либо оснований называл себя ветераном Гражданской войны. По мнению Марвела, из последней дюжины оставшихся в живых «ветеранов» Гражданской войны таковым никто не являлся.
Множество подобных историй связано и с недавними войнами (хотя может показаться, что в данном случае сфальсифицировать факты значительно сложнее). Так, мы знаем пример сержанта Томаса Лареса, который получил множественные огнестрельные ранения во время боев с афганскими талибами (он был ранен, когда помогал добраться до укрытия своему раненому коллеге). Он не только спас жизнь друга, но и уничтожил, несмотря на ранения, семерых бойцов «Талибана». Новости о подвиге Лареса прозвучали по новостному телеканалу Далласа. Чуть позже каналу пришлось опровергать свое сообщение – оказалось, Ларес, хотя и служил морским пехотинцем, никогда не был в Афганистане или даже поблизости от него. Вся его история была ложью от начала и до конца.
Часто разоблачением подобных фальшивых заявлений занимаются журналисты. Однако время от времени на обмане ловят и их самих. В одной передаче журналист-ветеран Дэн Ратнер со слезами на глазах и дрожащим голосом описывал свою карьеру в морской пехоте, хотя потом выяснилось, что он даже не окончил основной курс подготовки. Судя по всему, он искренне верил в то, что его роль в этом процессе была важнее, чем на самом деле{4}.
Можно найти массу причин, по которым люди хвастаются своими несуществующими подвигами. Однако частота, с которой люди лгут о своей работе, дипломах и личном опыте, заставляет нас задать несколько интересных вопросов. Может ли фиксация нашей публичной лжи действовать в качестве своеобразного маркера достижения, который «напоминает» нам о фальшивом успехе и помогает этой лжи закрепиться в нашей жизни? И если у нас есть какой-то трофей, сертификат или медаль, подтверждающие наши фальшивые достижения, то может ли этот маркер достижения помогать нам держаться за свою фальшивую уверенность в собственных способностях? Способны ли такие сертификаты повышать нашу способность к самообману?