Вся синева неба
Шрифт:
Он с трудом сглатывает вставший в горле ком. Он угасает, это правда. Страх и тревога поглощают его день за днем. И все это из-за нее. Только из-за нее. Потому что она совершенно неожиданным образом пробудила его к жизни. И сегодня он чувствует себя более живым, чем когда-либо… Сегодня благодаря ей он больше не хочет покидать этот мир. Эта мысль повергает его в ужас. А другая мысль, что она исчезнет из его памяти, стала ему невыносима.
Он старается не задыхаться, взяв чайник и наливая кипяток в чашки.
— Готово, — произносит он сдавленным голосом. — Несу.
Они
— Телефоны… они были включены… Ты кому-то звонил?
Он отвечает, уткнувшись в чашку:
— Я забыл свой пин-код… Мой телефон был заблокирован…
С облегчением прикрыв глаза, она задает следующий вопрос:
— А мой? У меня нет пин-кода…
Она, кажется, боится его ответа.
— Нет, я… я не узнал ни одного имени в списке контактов. Это было… Я чуть с ума не сошел… Выбежал на улицу и оставил все как есть.
По его голосу она понимает, что он не хочет больше об этом говорить. Они продолжают пить чай не спеша, глядя в пустоту.
— Мы должны покинуть Перьяк, да? — спрашивает Жоанна через некоторое время.
Эмиль пожимает плечами. Он отчасти утратил представление о времени. Еще один симптом болезни, сжигающей его на медленном огне.
— Давно мы здесь? — спрашивает он.
— Две недели.
Он не знает, долго это или нет. Ему хочется уехать, снова пуститься в путь, но Жоанне, кажется, так хорошо здесь, в обществе Себастьяна и Лаки. Однако она продолжает:
— Тебе не хочется увидеть море?
Она всматривается в него. Он и бровью не ведет.
— Мы уже недалеко…
Он чувствует, что ей тоже этого хочется, и кивает.
— Да. Мы можем поехать к морю.
Он не знает, то ли особенно холодно этой ночью в кемпинг-каре, то ли от тревоги его так трясет. Он дрожит всем телом. Челюсть свело, зубы стучат. Ему трудно дышать, как будто его сдавили тиски, как будто он умрет в эту ночь, задушенный собственной тревогой.
— Эмиль?
Он молился, чтобы не разбудить Жоанну, но слишком поздно.
— Эмиль? — шепотом повторяет она.
На краю кровати он видит Пока, свернувшегося клубочком, крепко спящего. Что ж, он единственный из них спит.
— Что? — спрашивает он, притворяясь, будто не понимает, почему она шепчет среди ночи.
— Что с тобой?
Она добавляет торопливо:
— У тебя снова блэкаут?
Он поворачивается к ней лицом. Темно, но он все же угадывает ее черты и волосы на подушке.
— Нет. Все хорошо. Просто немного трудно дышать.
Две складочки залегают у нее на лбу.
— Ничего страшного. Спи, Жоанна.
Прошел, может быть, час. Пок два или три раза переменил позу, но Жоанна лежит неподвижно. Эмиль знает, что она не спит. Он в этом глубоко убежден.
— Жоанна…
Шепот не мог бы ее разбудить. Но ее глаза широко открыты и смотрят на него.
— Да?
Он долго колебался, но сказал себе, что после пережитого вместе сегодня утром это вполне естественно.
— Как ты думаешь…
Он сглатывает.
— Как ты думаешь, ты могла бы… прийти…
И заканчивает на выдохе:
— …ко мне?
Он видит, как тонкий силуэт Жоанны приподнимает одеяло и тихо приближается. Она кладет
— Спасибо, — шепчет он в ее волосы.
17 октября, 18:50
На понтоне. Последний закат солнца над озером Дуль
Завтра мы уезжаем в Баж, деревню, которую рекомендовал нам Себастьян, когда мы катались на лодке. После Бажа мы поедем в Грюиссан, чтобы увидеть море.
Осень наступила всерьез. Деревья окрасились оранжевыми бликами, и пришли холода. Газовый обогреватель уже работает на полных оборотах.
Жоанна провела день в порту, потом на пляже у дюн, чтобы запечатлеть на своих полотнах наш последний день в Перьяк-де-Мер. Я знаю, что Себастьян тоже был там, что он хотел напоследок побыть с ней. Не знаю, что она рассказала ему о нашем браке. Вероятно, правду.
Вечером мы пригласили его в кемпинг-кар, чтобы поблагодарить за гостеприимство в Перьяке и проститься. Я приготовил гратен из осенних овощей (кто бы мог подумать, что я однажды стану стряпать такие вещи?). У меня осталось немного времени до прихода Себастьяна, и я воспользовался им, чтобы посидеть на понтоне. И вот я сижу лицом к самому последнему закату над озером Дуль. Розовые фламинго тут как тут, а с ними и рубиновые блики на воде. Я буду жалеть об этом понтоне и об этих закатах. Но мне нравится думать, что следующие будут такими же замечательными.
Они втроем теснятся у стола на банкетке кемпинг-кара, газовый обогреватель стоит у их ног. Несмотря на это, Жоанна кутается в большой черный жилет, а Эмиль обмотал шею шарфом. Только Себастьян, похоже, нечувствителен к низким температурам середины октября. Он принес полную корзину апельсинов. «На десерт», — уточнил он. Пока они ели гратен, он расспрашивал их, куда они поедут дальше. Все стараются как могут не упоминать эпизод с комиссариатом и болезнь Эмиля. Себастьян попросил присылать ему открытки из мест, где они будут, чтобы он мог «попутешествовать с ними», и они от души пообещали.
Теперь Жоанна ставит на стол корзину с апельсинами, а Эмиль приносит чайник и три чашки. Себастьян играет с Поком кусочком шнурка, который вытащил из своего ботинка.
— Скоро здесь будет очень тихо, — вздыхает он. — Зимой в Перьяке невесело.
Он рассказывает, что у них обычно не бывает снега и туристов мало. Они с отцом, как правило, закрывают ресторан с января по март. Потом Жоанна встает, роется в стенном шкафчике и возвращается с двумя полотнами, которые кладет на стол перед Себастьяном.
— Это тебе.
Он, кажется, не понимает ее слов.
— Мне? Это мне?..
— Это подарок.
Его лицо озаряет улыбка. «А мальчишка, должно быть, чертовски влюблен», — думает Эмиль.
— Ты можешь повесить их в ресторане твоего отца, если хочешь… Или в твоем будущем доме.
20
Жоанна кутается в черную шаль. Свежий ветер пахнет морем. Они остановились на обочине шоссе и смотрят на городок Баж вдали, небольшую возвышенность среди озер. Любуются его каменными домиками. Кирпичного цвета крышами. Розовыми фламинго в лагунах неподвижной воды. Маленькими голубыми и белыми лодочками.