Вся синева неба
Шрифт:
– Эмиль… Я не шучу.
– Я тоже.
Рено, кажется, готов дать себе волю. На глазах у него слезы. На секунду Эмилю хочется сказать ему все, все выложить: старина, все будет хорошо, я уеду, отправлюсь куда глаза глядят с рюкзаком за спиной, в кемпинг-каре, как мы с тобой мечтали. Я проживу шестьдесят лет в один год. Обещаю тебе. И ни капли сожалений.
Но он не может. Рено не станет его отговаривать, наоборот. Дело в другом. Рено куда больше, чем друг, он брат. И если он узнает, что Эмиль уезжает, его
– Ты не обязан строить передо мной крутого, – не унимается Рено, и глаза его блестят от слез еще сильнее.
– Твой мелкий сейчас упадет.
Действительно, малыш сползает с рук Рено, который не сводит глаз с Эмиля.
– Ох, черт.
Подхватив младенца, Рено укладывает его на больничную кровать рядом с Эмилем, тот берет его и усаживает к себе на колени.
– Эмиль…
– Все будет хорошо, старина. Такова жизнь. Я вытянул не тот номер. Придется с этим жить.
– Ты не можешь так говорить. Есть эти клинические испытания… Как знать?
Он вторит его родителям и сестре: прячет ужасную истину за безумной надеждой. Эмиль пытается сделать вид, будто верит, и это, кажется, работает: Рено, уже не с таким убитым видом, вновь принимается сражаться с коляской.
– Тебе помочь?
– Не надо, я справлюсь.
– Ну, как поживает мой любимый мелкий?
Младенец на коленях у Эмиля весело взвизгивает. Рено и Летисия назвали его Тиван. Вот такое имя они ему выдумали. Эмиль подозревает, что Рено пошел на поводу у Летисии. Он ни в чем не может ей отказать. Тиван… Ну и имечко! Он предпочитает звать его «мелким». И то звучит лучше. Рено наконец разложил коляску. Разогнувшись, он берет сына и укладывает его, как очень ценную вещь, внутрь. Уложив ребенка, Рено садится на кровать рядом с Эмилем. Он странно на него смотрит.
– Ладно… Как… Как ты?
– Хорошо. А вы? Летисия? Вы смотрели еще дома?
Уловка не срабатывает. Рено продолжает:
– Я встретил твою маму в холле больницы.
– Когда? Сейчас?
– Да. Она…
Он не решается продолжать. Эмиль договаривает за него:
– Она в раздрызге, знаю.
– К счастью, есть эти клинические испытания…
– Да… К счастью…
– Черт…
Рено проводит рукой по лицу. Он выглядит постаревшим. Известие о болезни Эмиля его пришибло.
– Как ты это подцепил?
– Ничего я не подцепил. Это врожденная генетическая болезнь, вот и все.
– Да, но почему ты?
– Почему я? А почему не я? Это большая лотерея Вселенной, только и всего.
– Как тебе удается сохранять спокойствие? Как ты можешь не крушить все вокруг?
– И рыдать? Лить слезы над своей
Рено не знает, что ответить.
– Я смирился с положением вещей, вот и все.
– Ты всегда был таким.
– Каким – таким?
– Сильным, деятельным… Из нас двоих я был слабаком. Ты всегда тянул меня наверх.
– Ты наверху, Рено. Ты справился сам. Я не был тебе нужен.
Рено улыбается. Больше ему не удается сохранить лицо. Слеза сползает из уголка его глаза. Голос срывается:
– Мне будет чертовски тебя не хватать, старина.
И Эмиль понимает, что долго не продержится. В горле стоит ком, который он не желает чувствовать. Но слезы Рено – это перебор. Эмиль отбрасывает свою сдержанность. Не так уж часто они обнимались, но сейчас это кажется им единственно возможным.
– Прекрати. Я еще жив.
– Мне очень жаль… Разнюнился как баба.
– И не стыдно тебе перед мелким!
Рено улыбается сквозь слезы. Шмыгает носом. Эмиль же держится. Горло горит, но он не заплачет. Он так решил. Рено прав. Он всегда был деятельным и сильным. И будет таким до конца.
– Летисия-то когда придет? Ты уж высуши слезы, пока ее нет, чтобы не увидела тебя таким. А то, чего доброго, бросит.
– Она не оставит ребенка без отца.
– Будем надеяться.
Рено странно смотрит на него влажными глазами.
– Ты действительно веришь в эти клинические испытания?
Эмилю не хочется ему врать.
– Нет.
И плечи Рено поникают.
– Тогда почему ты сказал…
– Надо же что-то сказать.
– Что ты будешь делать?
– Как это – что я буду делать?
Из коляски Тивана звучит плач, но ни тот, ни другой не двигаются. Они вглядываются друг в друга. Каждый высматривает реакцию в глазах другого.
– Ты не останешься на эти клинические испытания.
Это не вопрос. Это утверждение, ясное и четкое. Рено добавляет:
– Старина, я знаю тебя как свои пять пальцев. Это не твое.
Эмиль смотрит на друга с любовью. Глаза Рено красны от слез. Его самый старый друг. Маленький толстячок-астматик. Один из столпов его жизни. Он понял. Конечно, понял. Они оба знают друг друга как свои пять пальцев.
– Старина…
– Я так и знал!
– Я еще ничего не сказал…
– Я догадался, что ты что-то затеваешь!
– Ты прав. Я здесь не останусь.
– Я так и знал!
Вид у Рено больше не убитый. Он почти улыбается, охваченный возбуждением, еще смешанным с болью.
– Расскажи мне!
– Ты никому ничего не скажешь, идет?
– Ты спятил! Никогда!
– Я уеду.
– Уедешь? Куда уедешь?
– Я еще не знаю куда…
Их прерывает короткий стук в дверь. Рено вздрагивает, быстро вытирает мокрые глаза. Эмиль отвечает:
– Да?
Дверь открывается, и входит молодая женщина с завитыми светлыми волосами, в приталенном костюме.
– Летисия!
Она запыхалась. Снимает темные очки, кладет на пол сумочку, бросает быстрый взгляд на коляску Тивана.