Вся трилогия "Железный ветер" одним томом

Николаев Игорь Игоревич

Еще выстрел. И еще один. Пустые гильзы перекатывались по полу, звеня при каждом рывке броневика — мехвод бросал машину резкими рывками из стороны в сторону, то выжимал под полсотню километров, то резко тормозил, уходя из вражеских прицелов. Тесный отсек наполнялся вонючим туманом, от которого рвота подступала к самому горлу — башенный вентилятор не успевал вытягивать пороховую гарь.

— Справа на час — два «укорота», берем крайнего! Упреждение на корпус!

— Осколочный зарядил, «иглы» кончились! Прицел взял!

Выстрел, затвор извергает порцию дыма, новая гильза со звоном летит на железный пол.

Снаружи что-то

стучало по броне, безобидно и часто, словно… словно хоровод серых козлят скакал вокруг, колотя коваными копытцами по бортам. Гедеон истерически рассмеялся, представив это зрелище — посреди поля боя серенькие животные, весело выбивающие искорки из «Медведя» маленькими подковками.

— Долбанулся, — пробормотал наводчик, мельком глянув на радиста, который съежился на жестком сиденье и то дико смеялся, то тонко, протяжно выл, роняя струйки слюны, выпучив красные от гари глаза в животном ужасе. — Умом поехал!

— К пулемету, тварина! — гаркнул Гедеону командир, хватаясь за пистолет. — Сожгут же щас к хренам из окопов! Пристрелю!

Но, поняв, что радист его просто не слышит, уйдя в собственный мир беспросветных кошмаров, командир плюнул и, страшно ругаясь, потянулся к пулемету, которым должен был действовать как раз Гедеон. Офицер дал одну длинную очередь, другую, ворочая тяжелый ствол и шипя ругательства пересохшим горлом.

А затем мир взорвался ослепительной вспышкой. И все померкло.

— С кем имею честь? — не очень вежливо отозвался Поволоцкий. Как человек прогрессивный, он поддерживал идеи равноправия и умеренного феминизма, но категорически не принимал присутствие женщин в армии. С одной стороны Александр понимал, что при размахе мобилизации и военных действий страна не может заполнить все потребные вакансии мужчинами. С другой — пресловутая «гусарщина» слишком часто закидывала в армию истеричных суфражисток или, что еще хуже, романтических дам, которые ожидали чего-то наподобие открыток тысяча восемьсот семидесятых. Сестры милосердия в элегантных халатах, симпатичные молодые люди с аккуратными перевязками, цветы в вазах и прочая благость. Столкновение с реальностью оказывалось куда менее приятным. Пока не вступила в силу Доктрина с ее тщательной регламентацией и отбором персонала, Александр навидался экзальтированных дам, приехавших в качестве добровольцев по линии Красного Креста, которые падали в обморок от одного запаха полостных операций или бились в истерике, увидев скоростную ампутацию.

Впрочем, сия фемина производила впечатление куда более уравновешенной особы, весьма строгой и целеустремленной.

— Анна. Анна Лесницкая, — представилась строгая брюнетка в костюме и протянула руку — не для поцелуя, а по-мужски, развернув ребром для рукопожатия. — Седьмой отдел Особого Департамента при канцелярии Его Императорского Величества.

— Александр Поволоцкий, — автоматически отозвался медик, пожимая протянутую руку, узкую, но весьма сильную. Для женщины сильную. — Седьмой отдел… Контроль поставок специальной медтехники, если не ошибаюсь?

— Совершенно верно, — подтвердила Лесницкая. — Вас нелегко найти.

— Я — хирург консультант фронта, — пояснил Поволоцкий. — Могу находиться где угодно, от армейского тыла до медсанбата. Сейчас сопровождаю Сергея Сергеевича Юдина.

— Наслышана, — улыбнулась Анна. Обычно у так называемых «business women» улыбка под стать облику — хищная,

ритуальная. Но у Лесницкой она вышла на удивление очень милой, доброжелательной. — Неугомонный профессор все-таки вырвался на фронт.

— «Неугомонный профессор»? — удивился Александр.

— Да, его у нас так называют. Постоянно рвется на войну, но ему запрещают либо канцлер, либо Его Величество.

— Хорошо сказано, — улыбнулся Александр. — Что ж, чем обязан?

— Заявки на наркозные аппараты и системы вентиляции легких.

— «Козинов и партнеры»? — с ходу понял Поволоцкий. — Да, понял. Поставками занимается один из сыновей, он сейчас тоже ездит по передовой, собирает рекламации. Предприятие большое, вполне надежное, в чем затруднения?

— Есть заказ на дополнительную партию, но поставщик резко поднял отпускную цену. Я никак не могу за ним угнаться и, кроме того, хотелось бы решить вопрос быстро и без лишнего давления.

Александр нахмурился, напряженно думая.

— Сейчас, обговорю с Сергеем Сергеевичем и отправимся. Я примерно представляю, где можно найти Козинова.

Сознание возвращалось медленно, рывками. Гедеон ворочался, как большая медуза, на чем-то твердом, под непослушные, ватные пальцы попадалось то мягкое и липкое, то угловатое и жесткое. Глаза не открывались, их словно залепило клеем, сквозь который не пробивались даже едкие слезы. В нос ударил запах дыма — не от сгоревшего пороха, а вонь горящей резины. Утробно скуля, радист задергался еще сильнее, привстав на четвереньки. Потеряв человеческий облик, он толкался головой из стороны в сторону, поминутно оскальзываясь и падая на мокрый пол, среди гильз. И, вдруг, когда паника достигла наивысшего градуса, за которым лежало уже беспросветное безумие, он неожиданно освободился. То ли Гедеон каким-то чудесным образом сумел открыть кормовой люк, то ли тот уже был открыт, но стенающий юноша вывалился наружу, снова больно приложившись о холодную, твердую как камень землю.

Рядом что-то ужасно гремело, будто часто-часто били в огромный барабан. Радист заполошно тер глаза, стараясь стереть клей. Ужасно болела голова, что-то теплое и липкое стекало по лицу. Наконец он прозрел, сумев стереть, сорвать с век корку из подсыхающей крови.

«Медведь» стоял почти ровно, с перекошенной башней — вражеский снаряд не пробил броню, но буквально развалил ее по сварным швам. Рядом горел еще один броневик — дымно, с хрустящим стуком рвущихся пулеметных патронов в утробе. В стороне еще что-то дымилось и отбрасывало языки оранжево-красного пламени, но разъеденные дымом глаза не видели — что именно. Бой барабана долбил в уши, буквально разрывая перепонки. Что-то очень горячее упало на руку Гедеона, обжигая даже сквозь перчатку. Словно большое насекомое прыгнуло откуда-то сверху и больно ужалило. Юноша дернул рукой, перекатываясь на бок, и увидел новый кошмар.

Рядом стояла странная фигура, словно выбравшаяся из романа ужасов. Нечто большое, метра два в высоту, но кажущееся приземистым из-за размаха «плеч» и горба за спиной. Как будто горилла, только железная. Горб гудел и выбрасывал струйки дыма через несколько коротких трубок. Горилла стреляла из пулемета с огромным коробом вместо привычного магазина или ленты, держа оружие в отливающих металлом «руках» с трехпалыми кистями — два «пальца» противостоят третьему. Грохот пулемета и казался барабанным боем.