Вся власть рептилоидам!
Шрифт:
– Надо же! – послышался ликующий крик.
– «Месть Попугая!» Как же я давно тебя искал!
И опять довольное урчание, переходящее в нечленораздельное восклицание и непередаваемый набор звуков, из которых я разобрал восторженное:
– Радикулит!
Между тем енот все плелся за мной, как енотий хвост– я, похоже, олицетворял вызов его способности втюхать кому угодно что угодно. Он монотонно гундил:
– Ну купи, купи, купи! Сирианское уникальное издание «Брачные гимны дендроидов»… «В гареме у жабоеда! Исповедь звездной содержанки»!.. «Искусство побеждать. Как крутить крультики на призовой
Книг тут было нескончаемые количество. Фолианты с золотым тиснением. Покетбуки в мягких обложках. Какие-то брошюры, в которые, видимо, заворачивали рыбу, а потом распивали на них пиво. Добрая треть товара была с Земли.
Никогда не разделял восторгов Абдулкарима перед печатной продукцией. Это как собирать глиняные таблички и папирусы. Давно уже другие средства сохранения и передачи информации. Но Абдулкарим был несгибаем – только бумага и шрифт, остальное не имеет жизни, лишь формальную структуру. Да, фанатики - они такие…
Измученный енот, наконец, окончательно утомился, застыл на месте, пропищал сдавленно и трагично:
– Уговорил, коварный клиент! Вот.
Он стремительно нырнул под книжную полку и вернулся, держа деревянную коробку с золотыми застежками, украшенную филигранной резьбой. Трепетно открыл крышку. Внутри лежала старенькая книга с истрепанной гибкой обложкой. И на енотьем было написано «Сказки Скверного Енота».
– Отрываю от души и шерсти! Редкий раритет! Семейная реликвия! И всего за двадцать златых бубликов.
– Сколько?! – изумился я, с некоторым интересом разглядывая книгу. От нее будто исходило тепло, и у меня появилось жгучее и совсем не рациональное желание завладеть ею.
– Стоит сто, не меньше. Но для коварного покупателя…
Еноты в качестве оплаты признают только многомерное злато. В отличие от обычного золота, которого в Галактике немеряно, многомерное злато достаточно редкое и считается дорогим у рас, не достигших искусства концентрации материи из Вселенского потока. И ценится именно за редкость, поскольку другими ценными качествами не обладает. Но еноты-бродуны без него не могут. Они все обвешаны златом. Златые клыки. Златые серьги и браслеты, звенящие при ходьбе. Многомерное злато – их мера успешности и престижа.
Между тем странное желание завладеть книгой стало непреодолимым. И я принялся торговаться.
Златые бублики для нас не проблема, но не торговаться на «Счастливом Еноте» никак нельзя – тебя сразу же запишут в самые презираемые существа Галактики. В общем, доторговались до трех бубликов и златой серьги в ухо.
Появился Абдулкарим, натужно толкая перед собой тачку, чуть ли не под потолок груженую макулатурой. Вид у него был счастливый.
Енот жадно потер лапки и бросился в отчаянный кавалеристский торг, намереваясь сразу одним молодецким натиском сокрушить противника:
– Сто бубликов! За все! И не говори, что ты видел где-то дешевле!
Э, не на того нарвался. Абдулкарим, магистр торговой линии, потомок славного рода арабских купцов, торговаться не просто умел. Он был несравненным виртуозом торговли.
Когда торг был, наконец, завершен, енот выглядел взъерошенным, запуганным, но в его интонациях ощущалась даже не уважение, а благоговение перед торговым гением
– Доставка за отдельную плату, - объявил хозяин лавки.
– Десять бубликов!
– Не стоит утруждаться, - я вытащил из скрытного нагрудного кармана небольшой пластмассовый сувенирчик в виде старинного чемодана на колесиках. Сжал его. И он как пылесос всосал весь наш груз.
У енота чуть не выпала челюсть с златыми зубами. Потом он пролепетал:
– Это что?
– Пространственный кофр, - пояснил я.
Да, штука редкая и уникальная. Вмещает до десяти тонн грузов, при этом сама ни грамма не прибавит в весе, поскольку содержимое переносится в смещенную на долю секунды реальность, а гравитация и инерция того мира на наш не действует.
– Продай! – решительно произнес енот.
– С чего это? – удивился я.
– Продай, продай, продай, - заканючил продавец. – Ну продай! Что тебе стоит?..
Покинув лавку, я с наслаждением вздохнул наполненный озоном воздух станции. А Абдулкарим все сетовал:
– Я столько еще не посмотрел! Вернемся!
– Нам пора! – остудил я его пыл.
– Мы опаздываем!
Гулять по станции енотов-бродяг – это похлеще, чем по знаменитым диким джунглям Токкаты Сириуса Б. Что с тобой сделают в джунглях? Ну, попытаются сожрать – так то дело житейское. Здесь же на тебя обрушивается вся неудержимая, бурлящая, кипящая суета увешанных золотом, крикливых и вороватых бродунов. Один енот пытается залезть тебе в карман и обиженно пищит, не найдя его. Другая, енотиха, шурша юбками и жонглируя перед твоим носом треугольными картами ТАВРО, лыбится: «Дай погадаю, бесшерстный!» Но это так, мелочи. Куда хуже плетущиеся следом толпы енотов-попрошаек, от самых мелких до великовозрастных, давящих всеобщим жадным порывом: «Дай!»
Со всех сторон доносится этот писк и рев:
– Дай!
– Подай!
– Отдай!
– Ну чего, тебе жалко, что ли!
– Дай, дай, дай, или укушу!
В земной психиатрии в двадцать первом веке был описан «синдром Зеленского». Назойливое попрошайничество в обход всех рамок приличия и устоявшихся правил. Кто такой Зеленский – я не имел ни малейшего понятия. Но синдром оказался достаточно распространенным в Галактике, и главным его разносчиком были еноты-бродуны.
С трудом мы прорвались в зону отлета, где ждал наш радующий глаза голубым стальным отливом и стремительными стреловидными очертаниями звездолет-трансформер. Неподалеку от него нас встретила угрюмыми взглядами толпа облаченных в рабочие комбинезоны енотов, вооруженных электрическими пилами для металлов, щипцами и прочим инструментом.
Окинув толпу подозрительным взором, я вышел на связь со звездолетом. «Принцесса Дэви», довольная, как кошка, объевшаяся сметаны, поведала, что эти космодромные воришки битых три часа пилили решетку гиперактиватора. Все же наш искусственный, хотя, по-моему, уже давно натуральный, интеллект обладает злорадным чувством юмора. Когда воришкам пилить оставалось минуту, жидкий суперморфический металл просто поплыл и восстановился, вызвав писк изумления и отчаянья. Кто-то из енотов хотел тут же запилиться своей циркулярной пилой насмерть, но ему не дали. Кто-то верещал страдальчески, с размаху тыкаясь влажным носом в керамические плиты взлетной площадки.