Всякая всячина 2015 №01
Шрифт:
— Гномов. Ты плохо слышишь?
— Слышу я хорошо, я понимаю плохо.
— А что тут понимать? На планете Рудники, как мне рассказал наш главный редактор, старина Карл Даблъю Джаз-старший, осталось всего семь коренных жителей-рудокопов, которых остальные обитатели Колеса, по аналогии с персонажами многочисленных легенд, окрестило гномами. Они такие, с…
— Папа, я знаю, кто такие гномы и как они выглядят. Ты земную сказку о Белоснежке и семи гномах читал в детстве?
— А кто ее написал? Толстой?
— Пушкин, блин!!!
–
— Папа!!! Про гномов братья Гримм написали. Они были немцы.
— Ты же знаешь, я инопланетную литературу не очень…
— Иностранную, папа. Они жили в девятнадцатом веке еще на Земле.
— У-у-у… Я в такие дебри не залезаю.
— И зря. Иначе был бы уже сам каким-нибудь редактором, а не мальчиком на побегушках в газете отца твоего школьного товарища.
— З-Р-Щ-У-Т-Ш-Ч!!!
— Все, уже заткнулась.
— Я спать буду. Разбудишь, когда приедем.
— Спи. Я пока почитаю.
Люля вздохнула, достала из сумки ноутбук, связалась по кабинному телепону с Вилнетом и принялась за дело.
* * *
Оказавшись в пункте назначения, корреспондент Захаров сразу понял, что желающих попасть на захудалый ежегодный марш гномов несколько больше, чем он ожидал. Если честно, то он вообще ждал, что пойдет маршем за гномами и будет восьмым в их стройном ряду.
– Почему же ты не спрашиваешь, как всякая примерная девочка у своего старика-отца: "Папа, а почему здесь так много народу?". Или что-нибудь в этом роде, — пропыхтел Захаров, с трудом протискиваясь сквозь толпу.
— Я знала, что на Рудниках будет давка, — коротко ответила Люля, как катерок за ледоколом, продвигаясь за отцом к выходу со станции.
— Ой-ой, можно подумать! Ты и про Рудники-то ничего не знала!
— Теперь знаю. Я про них читала, пока ты спал.
— Ну и чего интересного вычитала?
— А того, — назидательно сказал Люля, когда они выбрались с рудничной Ямской станции и продолжили протискивание сквозь народные массы, текущие рекой по подземному коридору. — Поверхность планеты безжизненна, поэтому на Рудниках вся общественная жизнь ведется под землей.
— Это я уже заметил, — с сарказмом отозвался отец, буквально выдергивая ее за руку из какого-то на редкость тестообразного прроттубберранца, который как раз растекся по проходу и в которого Люля умудрилась влипнуть. — Ты какой-нибудь путеводитель читала? Где тут гостиница? И пункт аккредитации прессы?
– А зачем тебе гостиница? — спросила Люля, с омерзением обирая с себя клочья прроттубберранца, — Давай сразу на пункт. Мы же не на экскурсию по пещерам приехали. На марш сходим — и домой.
— Логично, — признал Слава, — Куда нам?
Девочка с минуту смотрела на него, потом сказала:
— Пропадешь без меня. Вперед!
И они лихо вывалились из толпы в какое-то ответвление шахты. В этом коридоре оказалось не в пример просторнее. В нескольких идущих рядом Слава сразу опознал коллег, и пошли приветствия и похлопывания по
На корпункте тоже оказалось людно.
Слава запихнул Люлю в какой-то угол на скамейку (где она тут же достала ноутбук и уткнулась в него), а сам пристроился в хвост очереди за смутно знакомым карпакианцем в желтом прапунусе с капюшоном. Карпакианец оглянулся, откинул капюшон — и оказался Прраком, соучеником Захарова по Центральной технической школе, в которой они оба учились лет пятнадцать назад. Слава, конечно, не мог в этом поклясться, но у карпакианца, видимо, память оказалась лучше.
— Славка! — воскликнул он, и попытался хлопнуть Захарова по плечу. Получилось плохо, ведь рук у карпакиан нет. А их тела — если это вас интересует — напоминают собой древний земной музыкальный инструмент под названием туба, и представляют собой набор трубочек разной толщины, затейливо изгибающихся и переплетающихся между собой, который заканчивается раструбом наверху. Карпакиане по желанию могут вытягиваться в одну прямую длиной в парсек, либо сминаться в крошечный комочек. Они всегда считались непревзойденными воинами, а их цивилизация в прошлом была весьма агрессивной. С основанием Колеса Карпак прекратил войны с соседями, и теперь его жители занимались тем, что моделировали и разыгрывали многочисленные битвы прошлого различных планет.
– Привет, Пррак, — отозвался Захаров, пожимая какую-то из трубочек, — Надеюсь, я тебя схватил не за причинное место. В вашей анатомии я никогда не разбирался.
— Зато Я в вашей хорошо разбираюсь, — зловеще прогудел Пррак, — Помню, эдак в битве при Калке…
— Ладно, ладно. Приехал на гномов поглядеть? Вот уж не думал, что ты тоже журналист!
– Завотделом пехоты общевойского журнала "За Даппр, кацурра и Карпак!".
Приехал изучить тактические характеристики гномов — годятся ли для длительных марш-бросков, или только окопы рыть. А ты где нынче?
— "Центральные вести".
— О-о-о! И кем?
— Его должность в газете в театре называется "кушать подано", — подала голос из угла Люля, не отрываясь от ноутбука.
– Кто это? — понизив голос, спросил Пррак, — Жена? Насколько я помню, ваши женщины несколько крупнее размерами.
— Я не женат, и никогда не был, — ответил Захаров, — Это — моя дочь Зрщутшч. Мы ее обычно зовем Лю… Леонорой.
— С ума сойти! Запомнил с первого раза! — возрадовалась в углу Зрщутшч, новоявленная Леонора.
– У нас дети появляются в результате ответвления, — интимно понизив голос, сказал приятелю Пррак, — Но у вас-то, насколько я помню, дела обстоят иначе. Участвовал я как-то, лет пять назад, в мятеже на Сенатской площади. А сержанта Кррд назначили моей женой, так мы потом в Сибири… М-да. Но у нас тогда никто, слава Даппр, не ответвился.
— Моя история проще и печальнее, — со вздохом ответил Слава, — Дело в том, что мать моей дочери — с Секстагона. Поэтому у девочки и имя такое странное — Зрщутшч.