Всюду кровь
Шрифт:
– Вот это да! – воскликнул он и быстро открыл дверь. – Это ты? Да что это с тобой? Ты на себя не похож, бледный, как смерть!
Прислонившись к дверному косяку, Миро, изможденный после стольких перипетий, конец которым он положил, нажав на кнопку звонка, был на грани обморока. Все мысли словно запутались в паутине, руки дрожали, он не мог сказать и двух слов. Обняв его крепкой рукой за плечи, Селим мелкими шажками, как старика, повел его в центральную комнату, толкнул на обтянутый розовым репсом диван и несколько раз позвал:
– Генриетта!
Затем он шепнул:
– Кажется, она вышла за хлебом. Оставайся
Девушка в наушниках с трудом сдерживала нетерпение. Импровизировать оказалось не так уж легко. Внезапно она заметила светловолосую крупную женщину, ковылявшую по улице на высоких каблуках, и тут же узнала в ней соседку Миро с набережной. Блондинка несла под мышкой два багета. Она скрылась в подъезде.
«Так вот оно что, – подумала девушка в наушниках. – Наш милый щеночек прибежал поскулить и поплакаться бывалой псине. Все оказалось как-то даже слишком просто».
Спрятавшись у входа в кафе, она нацарапала пару слов на вырванном из блокнота листке, вытащила из кармана последний конверт. К счастью, дверь в подъезд не запиралась: она без труда дошла до почтовых ящиков, нашла тот, на котором значилось «Таз, Генриетта», бросила в него письмо.
Она вышла из подъезда: от радости ей хотелось плясать. Она оказалась сильнее: ничто, даже то, что в последний момент все пошло не так, как она задумала, не могло ей помешать. «Вот видишь, Мари-Джо, я и с этим справилась. Сейчас девять вечера, но кажется, будто бы уже день, будто бы уже наступило завтра. Пьеса сыграна».
Миро медленно поднял голову. Перед ним, на фоне языков пламени, страстно целовалась влюбленная парочка. С обеих сторон от афиши на двух пробковых досках было пришпилено с десяток фотографий светловолосого джентльмена с лошадиным лицом.
«Я брежу, – подумал Миро. – Лесли Говард в роли… как же его звали?»
Двадцать пять лет тому назад этот фильм показывали в Латинском квартале – тогда он смотрел его вместе с матерью. У мадам Жасси был сильный насморк, она беспрерывно утирала то нос, то глаза, и Миро, искоса поглядывавший на нее на протяжении всего сеанса, так и не понял, действительно ли мать тогда расчувствовалась. Ему совершенно не понравились ни жестокая Скарлетт, ни трепетная дурочка Мелани. Что же до этого бессмысленного и вялого господина… Эшли, да, Эшли Уилкс, так вот, Миро он тогда показался совершенно нелепым. И вот выяснилось, что героем Стеллиных грёз был именно он, а вовсе не мужественный Рет Батлер! «Унесенные ветром»…
Он встал и отправился на поиски хозяйки квартиры, которая только что вернулась домой с багетами к ужину. Что с ней, она утонула в ванне? Остановившись на пороге спальни, он осмотрел ее: белая кровать с балдахином, на которой растянулась одетая в цыганское платье кукла в человеческий рост, туалетный столик с овальным зеркалом, ночник под фиолетовым, с фестонами, абажуром. Миро покачивался, как в лихорадке. Ему показалось, что на бежевом стеганом покрывале лежит окровавленное тело Нелли, в то время как в другом углу комнаты Селим в серой солдатской униформе пытается затянуть корсет Стелле – Стелле, одетой в одну лишь нижнюю юбку и вцепившейся пухлыми руками в опору кровати. Веки Миро болезненно набрякли. В голове молотом выстукивалось какое-то дурацкое слово: Геттисберг, Геттисберг… Когда дверь в глубине комнаты отворилась
– Селим, бросай готовку и беги сюда, ему совсем хреново! – закричала Стелла.
– Это нервный срыв, – уверенно заявил Селим. – Я же говорил, он не в себе. Вместо того чтобы принимать ванну…
– Ты еще будешь мне выговаривать из-за какого-то несчастного душа? После целого дня на набережной мне нужно расслабиться!
– А ему нужно что-нибудь укрепляющее.
– Мм… у меня есть пастис…
– Это лучше, чем ничего. Помоги мне, его надо уложить.
– Да, но сначала сними с него башмаки, он мне все белье перепачкает.
– Ты с ума сошла? Потом, успеется, – прошипел Селим.
Стелла с обиженным видом нагнулась, чтобы ухватить Миро. С большим трудом им удалось перенести его на кровать.
– Лед в пастис класть? – злобно спросила Стелла. – Селим, пахнет горелым!
– Черт, мой бекон!
Миро проваливался в темный колодец, открывшийся как раз под ним, в середине матраса. Ему непременно нужно было за что-то ухватиться, остановить падение – лишь бы не оказаться снова там, в душной комнате, залитой кровью Нелли.
– Миро, Миро, ты меня слышишь? Приподнимись-ка, я подложу подушку тебе под голову, вот так, молодец. Ты меня узнаешь?
Почему у этого придурка темные волосы? Эшли ведь блондин. И где его лошадь?
Образ Селима заслонил героический всадник, резво скачущий на лошади через поле битвы. Затем и этот образ рассеялся: стройный силуэт в седле сгорбился, превратившись в Гарпо Маркса [62] , который бросился на Миро, размахивая огромными ножницами. Миро потерял сознание.
62
* Гарпо Маркс (1888–1964) – один из братьев Маркс, знаменитых американских комиков.
– Динь-динь, вот и первая помощь! – воскликнула Стелла, входя в комнату со стаканом пастиса в руке.
– Не теряй времени даром, он вырубился, – сообщил Селим. – Давай лучше подождем, пока он придет в себя.
– Может, побрызгать на него холодной водой? Или вызвать врача?
– Зачем? Кажется, он спит, да и выглядит теперь совершенно спокойным. Давай поужинаем, а там посмотрим.
Они съели пережаренный омлет, обсуждая, что же могло довести Миро до такого состояния. Пришли к выводу, что причиной срыва могла стать неудача на любовном фронте. Стелла вспомнила, как к Миро на набережную недавно заходила какая-то молодая женщина.
– Кстати, она приходила и во второй раз, ты ее тогда видел, с ней еще была какая-то тощая девица, которая будто аршин проглотила. И разговаривала она так, словно у нее полный рот жвачки.
– Я ее помню, – задумчиво ответил Селим. – Но была еще одна женщина. Когда я заходил за чемоданом, я застал его в постели с очень симпатичной брюнеткой.
– Ничего себе, вот это новость! Никогда не подумала бы, что Миро ведет двойную жизнь. Он всегда так серьезен, так поглощен своими книгами. Да уж, внешность обманчива. Ну и дела!..