Вторая книга джунглей
Шрифт:
— Наступило дурное время, — в один раскалённый вечер сказала ему чёрная пантера, — но оно пройдёт, только бы нам дожить до его окончания. Полон ли твой желудок, человеческий детёныш?
— Там есть кое-что, но мне от этого не лучше. Как ты думаешь, Багира, дожди забыли о нас и никогда больше не вернутся?
— Этого я не думаю. Мы ещё увидим мохву в цвету и маленьких оленят, разжиревших на молодой траве. Спустимся к Скале Мира и послушаем новости. Ну, ко мне на спину, Маленький Брат!
— Теперь не время носить тяжести. Я ещё могу стоять один, но… Право, мы с тобой не похожи
Багира взглянула на свой лохматый пыльный бок и шепнула:
— Прошлой ночью я убила вола под ярмом. Я до того ослабела, что, кажется, не решилась бы кинуться на него, будь он на свободе.
Маугли засмеялся.
— Да, мы теперь великие охотники, — сказал он. — Я с большой смелостью ем червей.
И они стали вместе спускаться, пробираясь через хрустящие кусты к берегу и к тем мелям, которые, как кружевной узор, разбегались повсюду от русла реки.
— Недолго проживёт вода, — сказал подошедший к ним Балу. — Посмотрите на ту сторону. Вон тропинки, похожие на дороги человека.
На плоском противоположном берегу жёсткая трава засохла на корню; её стебли умерли и, стоя, превратились в мумии. Утоптанные тропинки оленей и кабанов, подходившие к реке, исчертили эту бесцветную низменность пыльными желобами, пробитыми в десятифутовой траве. Теперь, несмотря на ранний час, каждая из этих длинных аллей была заполнена животными, спешившими к водопою. Доносился звук кашля ланей и их детёнышей, задыхавшихся от пыли, едкой, как нюхательный табак.
Подле излучины реки, близ заводи, окружавшей Скалу Мира, стоял Хати, дикий слон — страж Водяного Перемирия, со своими сыновьями; худыми и серыми казались слоны при лунном освещении; все они качались взад и вперёд, все время качались. Немного позади Хати виднелись олени; за ними кабаны и дикие буйволы; на противоположном же берегу, где до самого края воды доходили деревья, было место плотоядных — тигров, волков, пантер, медведей и остальных.
— Всеми нами действительно управляет один Закон, — сказала Багира, входя в воду и глядя на ряды звенящих рогов и на линии широко раскрытых глаз там, где олени и кабаны, толпясь, толкали друг друга. — Хорошей охоты всем вам, кто одной крови со мной, — сказала пантера. Она вытянулась во всю свою длину, но один бок остался над водой; сквозь зубы Багира прибавила: — Не будь Закона, хорошо поохотилась бы я здесь.
Широко расставленные уши оленей уловили её последнее замечание, и в их рядах послышался испуганный шёпот:
— Перемирие! Помните — Перемирие!
— Спокойнее, спокойнее, — проворчал Хати, дикий слон. — Перемирие держится, Багира. Теперь не время говорить об охоте.
— Кто знает это лучше меня? — проговорила чёрная пантера, глядя своими жёлтыми глазами вверх по реке. — Я дошла до того, что ем черепах. Я вылавливаю лягушек! Нгаайах! Мне жаль, что я не могу насыщаться зеленью.
— Как это было бы хорошо для нас, — проблеял юный оленёнок, родившийся в эту весну и очень недовольный положением вещей.
Как ни было несчастно население джунглей, все засмеялись, даже Хати; Маугли же, который, опираясь на локти, лежал в тёплой воде, громко захохотал, взбивая ногами пену.
— Хорошо
Мало-помалу животные оживились. Можно было слышать, как фыркающий, беспокойный кабан требовал себе больше места; как буйволы кряхтели и разговаривали между собой, пересекая песчаные мели; как олени жалобно рассказывали о своих долгих блужданиях, о таких долгих поисках пиши, что их ноги разболелись. Время от времени они задавали вопросы плотоядным, но все новости были плохи. Ревущий горячий ветер джунглей проносился между камнями, стучал ветвями и разбрасывал мелкие веточки и пыль по поверхности воды.
— Люди тоже умирают подле своих плугов, — сказал один молодой олень. — Проходя в сумерках на пороге ночи, я видел троих. Они лежали неподвижно, и подле них были их волы. Через некоторое время мы тоже затихнем.
— Вода в реке ещё понизилась с прошедшей ночи, — заметил Балу. — О Хати, видал ли ты когда-нибудь такую засуху?
— Она пройдёт! Она пройдёт! — ответил Хати, поливая водой свою спину и бока.
— Один из нас долго не выдержит, — сказал Балу, — и посмотрел на мальчика, которого он любил.
— Я? — с негодованием сказал Маугли и сел в воде. — У меня нет длинного меха, который прикрывал бы мои кости, но… но если бы с тебя, Балу, содрали шкуру…
При этой мысли Хати вздрогнул, а Балу строго сказал:
— Человеческий детёныш, неприлично говорить такие вещи преподавателю Закона. Меня никогда не видали без шкуры!
— Полно, я не хотел обидеть тебя, Балу; я только подразумевал, что ты походишь на кокосовый орех в оболочке, я же на тот же орех, только обнажённый. Видишь ли, твоя коричневая мохнатая оболочка… — Маугли сидел, скрестив ноги, и объяснял свои слова, по обыкновению размахивая рукой; Багира вытянула мягкую лапу и опрокинула мальчика в реку.
— Чем дальше, тем хуже, — сказала чёрная пантера, когда он, отдуваясь и отряхиваясь, поднялся из воды. — Сначала с Балу надо содрать кожу; потом Балу оказался орехом! Смотри, чтобы он не сделал того, что делают спелые кокосовые орехи.
— А что такое? — спросил Маугли, на мгновение забыв осторожность, хотя шутка об орехах одна из самых старых в джунглях.
— Разбивают голову, — спокойно сказала Багира и снова погрузила его в воду.
— Нехорошо делать своего учителя предметом шуток. — Заметил Балу, когда Маугли в третий раз вынырнул из воды.
— Нехорошо? А чего же вы ждали? Это обнажённое существо бегает взад и вперёд и выкидывает обезьяньи шутки над прежними хорошими охотниками; лучших из нас оно, ради забавы, дёргает за усы. — Это говорил Шер Хан, хромой тигр, который кое-как притащился к воде.
Шер Хан выждал несколько минут, чтобы насладиться впечатлением, которое он произвёл на оленей, стоявших на противоположном берегу, потом опустил свою угловатую пушистую голову и начал пить ворча:
— Джунгли превратились в площадку для забав обнажённых детёнышей. Посмотри на меня, человеческий детёныш.