Вторая книга сновидений
Шрифт:
Грейсон выглядел так, будто готов расплакаться в любой момент.
– Но... но... – прошептал он совершенно подавленно.
– Я же говорила, ты должен больше внимания уделять учебе, – сурово и с тенью удовлетворения в голосе сказала Эмили. – Меньше пропадай на вечеринках и баскетбольных матчах, больше думай о будущем!
Я только хотела возразить, как вдруг в одно мгновение вокруг нас воцарилась полная темнота. Пол провалился под моими ногами, и я рухнула в бездну абсолютного небытия.
Грейсон проснулся – и я тоже. Сердце бешено колотилось в груди.
Задыхаясь,
Электронное табло моего будильника показывало десять минут пятого. Воскресенье, шестое января. Последний день каникул. К сожалению, его нельзя было провести в безделье, потому что во второй половине дня нам предстояло знаменитое крещенское чаепитие у миссис ВВЖ Спенсер, а мне все еще нечего было надеть, поскольку я не успела подыскать ничего соответствующего в гардеробе мамы или Лотти. Тем не менее оставалось еще достаточно времени, чтобы отдохнуть, и это казалось гораздо более важным, чем заниматься поисками гардероба.
Но сначала мне срочно требовался туалет. Вздохнув, я встала с кровати и поплелась к двери. Стояла почти полная луна, и на втором этаже было совсем светло, но я уже так привыкла к этому дому, что могла найти дорогу к ванной комнате даже с закрытыми глазами и не наступив при этом на скрипящую половицу, которую Эрнест уже вечность как собирался поменять. Она издавала довольно неприличный звук, если надавить на нее. Миа говорила, что это «похоже на то, как тетя Гертруда ест фасолевый суп», и поэтому очень охотно наступала на нее намеренно.
Сейчас я аккуратно обогнула половицу, так как не хотела никого будить. Но когда я протянула руку к дверной ручке, то услышала внутри шум сливного бачка.
Я инстинктивно приготовилась к побегу, но тут же остановилась, сообразив, что я в реальном мире, а значит, встретить здесь сенатора Тода невозможно. Да и вряд ли бы сенатор Тод так тщательно мыл руки. Так что я нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пока наконец дверь ванной не распахнулась, и оттуда, шаркая ногами, не вышел Грейсон в одних пижамных штанах, без футболки, как это часто бывало (и неважно, какая температура в доме). Но кто я такая, чтобы на это жаловаться? Кроме того, в это время суток я не носила ни контактных линз, ни очков, так что в любом случае видела все очень размыто.
– Тоже не спится? – дружелюбно спросила я, и Грейсон издал короткий испуганный звук.
Очевидно, он еще наполовину спал и не увидел меня. Он попытался сфокусировать на мне взгляд.
– Лив! Не пугай меня так.
– Прости.
– Ты мне просто только что снилась.
– Очень мило с твоей стороны.
Грейсон вздохнул.
– Да нет, это был не очень хороший сон. Больше похоже на кошмар. Мне снилось, как я полностью провалил устный экзамен по биологии. Когда сказали, что я не сдал, я проснулся от ужаса. У меня сердце до сих пор колотится как сумасшедшее.
Ага,
– А ты?
– Хм?
– Почему ты не спишь?
– Э-э. Полнолуние, – сказала я. – Ну ладно, я пошла.
Тем временем глаза Грейсона привыкли к темноте.
– У тебя моя старая футболка. Она была на тебе в моем сне.
Ой-ой. Опасная территория. Я сделала короткий вдох.
– А еще в моем сне у тебя был хвост, – задумчиво продолжал Грейсон.
– Хвост? – повторила я, попытавшись звучать так же неодобрительно, как Эмили.
Я могла бы поклясться, что Грейсон покраснел. Правда, трудно сказать наверняка в этом лунном свете.
– Хвост леопарда, – сказал он.
Нет же, черт подери! Не леопарда, а ягуара!
– Как странно. – Я покачала головой. – Что бы сказал об этом доктор Фрейд? А белочка перед этим не появлялась?
Грейсон не ответил. Затем он тихо сказал:
– Вы же больше этим не занимаетесь, а, Лив?
Я сглотнула.
– Что ты имеешь в виду?
– Сны, двери... Вы же больше не ходите в этот коридор, ты и Генри, правда же? С этим покончено?
Его голос звучал так серьезно и обеспокоенно, что я не могла ему соврать. Понятия не имею, что бы я ответила, если бы в этот момент в коридоре не раздался звук «тетя Гертруда поела фасолевого супу». Кто-то наступил на скрипучую половицу. Это была Миа, которая выглядела очень мило и изящно в белой ночной сорочке с рюшами, подаренной тетей Гертрудой мне на Рождество три года назад. Я ее не носила, но Миа она нравилась, потому что она чувствовала себя в этой сорочке как пансионерка в викторианском приключенческом романе, а Лотти тоже любила эту сорочку, потому что считала, что Миа выглядит в ней как ангелочек. Поэтому Лотти самоотверженно разглаживала на ней каждый рюшик и каждую складочку.
– Я первая, – сказала я, когда Миа приблизилась.
Она ничего не ответила и пошла, глядя мимо нас, к лестнице.
– Эй! – позвала я чуть громче.
Никакой реакции.
Куда она пошла? В туалет на первом этаже? Или тайком добраться до уцелевших пончиков, которые Грейсон оставил для себя?
– Миа?
Что-то с ней было не так.
– Она ходит во сне, – прошептал Грейсон. – Должно быть, это из-за полнолуния.
Конечно, он был прав – она ходила во сне. Как и я, когда была ребенком.
Немного покачиваясь, но не останавливаясь, Миа спустилась по лестнице. Мы с Грейсоном последовали за ней.
– Может, лучше ее разбудить? – прошептала я.
– Лучше не надо. Она может упасть с лестницы.
Очутившись внизу, Миа некоторое время смотрела прямо перед собой. А затем целенаправленно пошла к входной двери.
– А вот теперь ее лучше разбудить, – решил Грейсон.
Миа уже взялась за ручку двери.
Я положила руку сестре на плечо.
– Миа, детка, на улице минус восемь – без обуви лучше не гулять.