Вторая линия. Рассказы и истории разных лет
Шрифт:
Том, надо понимать, не очень хочет, потому что умолкает как-то подозрительно быстро, песне своей на горло наступает Том, лишь бы не мыть мою посуду. На смену ему приходит бодрый чтец новостей, ага, никакое это не «Радио Uzupis», он говорит по-русски, а это язык, который я понимаю, слишком хорошо понимаю, увы. По крайней мере, иногда хочется понимать этот язык хоть немного хуже, вот, например, когда по радио новости, а руки мокрые, и ничего не поделаешь, следовательно.
Можно, впрочем, не обращать внимания на новости, а слушать журчание воды. Чем и займусь.
«…Авария в вильнюсском метро, — голос ведущего перекрывает журчание воды. — Пострадавших нет», — добавляет он виновато,
— Чего-о-о? — вслух переспрашиваю я.
Я уже третий год живу в Вильнюсе. Если бы в этом городе был хоть какой-то намек на метро, мне было бы довольно трудно его не заметить. Мягко говоря.
Журчание воды перестает казаться мне единственной симфонией, достойной моего внимания. Такие новости не грех и послушать.
«Как сообщил заместитель начальника столичного департамента образования, в Москве будут закрываться монгольские школы, — бодро сообщает ведущий. — В следующем учебном году их останется всего четыреста. Представители монгольской общины считают, что этого недостаточно».
Четыреста. Монгольских. Школ. В Москве. Ясен пень, этого недостаточно, соглашаюсь я. Всего четыреста, подумать только. Это, кстати, сколько же их сейчас, если после закрытия останется четыреста? Уму непостижимо.
Вообще-то, на этом месте мне полагалось бы перестать корчить из себя сверхчеловека и наконец разбить тарелку. Или хоть чашку. Но у меня железные нервы. Это, как показывает полевая практика, очень полезно для посуды.
«Ride the wild wind, — радио как ни в чем не бывало начинает петь голосом Фредди Меркьюри. — Ride the wild wind, — настойчиво повторяет оно. И задорно добавляет: — Хей-хей-хей!» — чтобы проняло.
Никаких возражений. Хей-хей-хей, конечно. Мыть посуду в компании Фредди — отличное занятие. А сокращать число монгольских школ в Москве до четырехсот — свинство. Я так думаю.
А «Радио Uzupis» я пока искать не буду. Не на этом приемнике. И выключать его не буду, пожалуй. До следующего выпуска новостей. Монгольские школы — ладно бы, но надо же выяснить, что там, черт побери, творится с нашим вильнюсским метро.
ПРО МАШИНУ ВРЕМЕНИ [36]
Вот просто выходишь из дома в половине восьмого вечера, мусор вынести, а там солнце и ветер, там пахнет речной свежестью, увядающей зеленью, разогретым асфальтом, и еще от мусорных баков тянет слегка уютной такой гнильцой. Для меня ароматы — машина времени, самая надежная и безопасная. Тело мое точно знает, что означает эта смесь запахов: мне шесть лет, путешествие к помойке — своего рода инициация, плата за вхождение в первые врата мира взрослых, труд мой тяжек, но почетен, а дома меня ждет чай с лимоном, яблочный пирог и книжка про трех толстяков, но это потом, позже, а пока можно отнести ведро в подъезд и, что ли, погулять.
36
Сентябрь 2004 года. Хороший был вечер.
Тело хочет гулять, но не знает, что ему можно выходить за пределы двора; тут на выручку приходит взрослая вполне голова. Она-то в курсе, мне уже давно можно все — вот абсолютно все, что вздумается.
Вообще все.
И поэтому мы с головой покидаем двор и идем неспешно в Старый Город. Это сперва неспешно, а потом вниз, под горку, быстро, еще быстрее, еще, пока в теле живет младенческая резвость, пока оно готово бежать просто так, без цели, потому что бежится — прочь, от дома,
Пока я бегу, на город опустятся синие сумерки. Почти ночь, но щедро разведенная водой. Вода скоро выпарится, тьма загустеет, хоть ложкой ее ешь, но пока — сумерки.
И хорошо.
А потом можно свернуть в переулок, и еще раз свернуть, и еще. Сегодня был теплый вечер, один из последних по-настоящему теплых вечеров, когда тонкая футболка с длинными рукавами — самая уместная одежда. Да и с короткими, собственно, ничего страшного.
Девушка из лавки, где торгуют чаем, благовониями, да шелковыми китайскими халатами, предлагает зайти, послушать новый диск: «Вам точно понравится». Хриплая какая-то мексиканка. Действительно хороша, рвет сердце на части. Потому и не стану брать ее с собой, мне мое сердце нужно целым. Чтобы утешить девушку из чайной лавки, покупаю у нее другой диск, с кельтскими танцами. Давно хотелось, а тут такой повод — последний теплый вечер и запахи.
Ох уж эти запахи.
В переулке, сразу за чайной, к вечерней свежести примешивается аромат дыма, порыв ветра доносит до меня запах вареной кукурузы. Неожиданное, но эффектное сочетание. Мимо проходит юноша с длинными, до пояса почти, русыми волосами. У юноши плеер, он абсолютно трезв и беспричинно счастлив. Подпевает плееру: «О, май браза, о, май лав!» Проносится мимо, локти наши на миг соприкасаются, из ближайшего окна струится аромат роз и жареного мяса, на стене вижу надпись кривыми, огромными буквами: YOUR LIFE WILL BE HAPPY AND PEACEFUL.
Ага, держи карман шире.
В такие вечера моя смерть, которая, как водится, всегда рядом, ахает: «О, господи!» — суетливо, по-бабьи крестится, шарахается от меня, как от бешеной собаки. Потом, конечно, приходит в себя, возвращается. «Прости, — говорит, — сама не знаю, что на меня нашло».
Зато я, кажется, знаю.
ПРО ФЕЙ [37]
Как пройти в гостиницу ***? [38] — спрашивают меня по-английски на углу Немецкого бульвара [39] и улицы святого Николая. [40]
37
Июль 2010 года.
38
Название гостиницы, которую они искали, хоть убейте, не вспомню уже.
39
Т. е. бульвара Vokieciu.
40
Т. е. улицы Sv. Mykolo.
Из всех виленских гостиниц я по имени опознаю только отель «Шекспир», и не по причине высокого культурного уровня, а потому что там во дворе стоит проволочный Минотавр на одноколесном велосипеде.
— Сожалею, не знаю такую гостиницу, — говорю я.
И поднимаю глаза на спрашивающих.
Две пожилые женщины, одна высокая блондинка, костистая, с роскошным носом, который, если по уму, неплохо бы разделить на два, с чудесной улыбкой и кроткими серыми глазами. Вторая — маленькая, пухлая, кудрявая, черноглазая и, мягко говоря, не слишком добродушная.