Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»
Шрифт:
А вот свидетельство генерал-лейтенанта 3. Вестфаля:«… Немцы не могли и надеяться в течение длительного времени с оружием в руках угрожать всему миру. Просто мир был слишком велик… Основным роковым решением было то, которое исходило из ошибочного предположения Гитлера, что западные державы позволят ему уничтожить Польшу, не заступившись за своего союзника. Как только было принято решение о вторжении в Польшу, решилась и наша судьба. Уроки 1914–1918 гг. снова повторились четверть века спустя: Германия не может выиграть войну, ведя её более чем на одном фронте»9.
В современной России издано множество воспоминаний германских полководцев. Каждый желающий может составить
Да, как правило, эти высказывания – результат «работы над ошибками». Процитированные тексты написаны после поражения Германии. Вполне вероятно, что в 1939-м и в 1941-м германские генералы и маршалы думали иначе, но тем хуже для них.
Можно оставить в стороне источники личного происхождения и обратиться к научной литературе. Недостатка в ней нет. Монографии и коллективные научные труды написаны как российскими, так и иностранными учёными. Множество приводимых данных свидетельствует о неизбежном итоговом поражении Германии, вне зависимости оттого, как мог развиваться ход отдельных сражений. Достаточно сопоставить совокупный военный и экономический потенциал «Оси» и Объединённых Наций, размеры территорий.
Гитлер, «нуждавшийся в расширении жизненного пространства», явно не по доброте оставил вне оккупации южную часть Франции. Немцы не могли полностью контролировать занятые территории СССР, на всё не хватало сил. При этом планировалось дойти до Урала. А что делать с территорией за Уралом? Основной союзник Германии – Япония – вместо того, чтобы открыть против Сталина второй фронт на Дальнем Востоке, втянула Гитлера в войну с США.
Эта картина написана самыми широкими мазками. Каждый может её дополнить и детализировать. В любом случае история III Рейха закончилась бы не позднее августа 1945 года, когда американцы завершили работу по созданию атомной бомбы.
Таким образом, мы можем сделать выводы:
– Гитлер как политический лидер Германии был порождением Сталина;
– Гитлер не был в состоянии уничтожить и закабалить народы России, хотя действительно этого хотел;
– Концепция спасительной миссии большевизма для судьбы России оказывается совершенно неубедительной.
1. Этой теме посвящено много серьёзных научных исследований. Например: Фельштинский Ю. Крушение мировой революции. Очерк первый. Брестский мир. Октябрь 1917 – ноябрь 1918. – Лондон: OPI, 1991. – 655 с.
2. Коммунистический Интернационал в документах. Решения, тезисы и воззвания конгрессов Коминтерна и пленумов ИККИ. 1919–1932 / Под ред. Бела Куна. – М.: Партийное издательство, 1933. – С. 47.
3. Этой теме посвящена книга Ю.Л. Дьякова и Т.С. Бушуевой «Фашистский меч ковался в СССР: Красная Армия и рейхсвер. Тайное сотрудничество. 1922–1933. Неизвестные документы». – М.: Сов. Россия, 1992. – 384 с. Авторы ввели в научный оборот огромный массив документов, которые в деталях раскрывают характер советско-германского военного сотрудничества в указанный период.
4. Коммунистический Интернационал в документах… – С. 48.
5. Там же.
6. Вестфаль 3., Крейпе В., Блюментрит Г., Байерлейн Ф., Цейтцлер К, Циммерман Б., Мантейфель X. «Роковые решения» / Под ред. П.А. Жилина. – М.: Военное издательство Министерства Обороны Союза ССР, 1958. – 317 с.
7. Там же. – С. 76.
8. Там же. – С. 108.
9. Там же. – С. 305 – 306.
К разговору об историографии
Как читать советских историков?
Ю. Фельштинский
«Посев», 1983, № 5
Условно советскую историографию новейшей русской истории можно разделить на четыре периода. Первый из них (1918–1931 годы) можно назвать «периодом первоначальной откровенности», когда, не стыдясь ни пафоса, ни террора, ни желания самоутвердиться в борьбе, многочисленные участники революции 1917 года в своих работах приоткрывали истину. Тогда ещё не определился взгляд истории на кровавые события революции и гражданской войны. И никто из большевиков не боялся, что через десятилетия их коммунистические опыты мы осмыслим по-иному. В те годы вещи назывались своими именами. И события октября 1917 года, например, общепризнанно считались переворотом. Лишь к концу этого периода окончательно утвердилась формулировка «Великая Октябрьская социалистическая революция». И всё-таки, несмотря на свою тенденциозность, мемуарно-исследовательские работы тех лет и первые публикации документов как в журналах, так и отдельными изданиями стали в руках историков незаменимыми источниками.
Но уже в 1931 году Сталин написал известное письмо в редакцию журнала «Пролетарская революция». Это было начало второго периода, когда история СССР как наука в Советском Союзе перестала существовать. Осталась, говоря словами покойного историка-марксиста М.Н. Покровского, лишь «политика, опрокинутая в прошлое», в виде «Краткого курса истории ВКП(б)».
Так продолжалось до смерти Сталина и XX съезда партии. А с «оттепелью» начался третий период. После 1956 года советская историография вдохнула глоток свободы. Но даже в эти самые свободные годы новейшая история СССР была подчинена политическим интересам советских вождей. Концом третьего периода советской исторической науки стало осуждение и изъятие с книжного рынка книги А.М. Некрича «1941 год, 22 июня» (1965 год).
Начался четвёртый период, на нём остановимся подробнее.
Абсолютно честных работ сегодня крайне мало. И всё-таки, если не личная честность, то профессиональный инстинкт не позволяет советским исследователям заниматься примитивными (и обычными для сталинских времён) вымыслами. Лгут немногие. Чаще других – мемуаристы. И к мемуарам, конечно, нужно относиться с особой осторожностью. Если, например, на основании воспоминаний участников первого коммунистического субботника в Кремле вы попробуете подсчитать количество людей, несших бревно вместе с Лениным, вы остановитесь на цифре 70 и поймёте, что не во всем стоит верить мемуарам.
Бывший первый секретарь посольства СССР в Германии Валентин Бережков, приставленный переводчиком к Молотову во время встречи Молотова с Гитлером в Берлине в конце 1940 года, в книге воспоминаний «С дипломатической миссией в Берлин, 1940-41» (АПН, Москва, 1966) утверждал, что во время этого визита вопрос о разграничении сфер влияния между Германией и СССР, в частности, о присоединении СССР к Тройственному пакту и о признании за Советским Союзом права на расширение своей экспансии в сторону Индийского океана, не обсуждался; во всяком случае Молотов вопросов о разделе сфер влияния не касался. Не имея доступа к архивам германского Министерства Иностранных Дел, было трудно заподозрить Бережкова в обмане. Отнюдь не все советские историки знали о существовании секретных советско-германских договоров, подписанных Молотовым и Риббентропом. Бережков, однако, о договорах знал, но делал вид, что их не существует. В 1948 году государственный департамент США издал тексты самих договоров и ряд других документов из истории советско-нацистских отношений. Бережков знал и об этом издании, но как бы не заметил его.