Вторая мировая война. Ад на земле

Хейстингс Макс

Но союзников железная необходимость понуждала возобновить атаку. Капитан Генри Уаскоу, двадцатипятилетний уроженец Техаса, повел свой поредевший отряд в ночную атаку на одно из бесчисленных горных укреплений немцев – безымянную высоту 730. Лунная ночь 14 декабря 1943 г. «Обидно будет погибнуть и примерзнуть к этой горке»³³, – буркнул он своему рассыльному. Вдруг захотелось хрустящего тоста. «Вернемся в Штаты, заведу себе такой тостер, куда суешь хлеб, а он сам выскакивает отлично прожаренный». Через несколько секунд немцы обнаружили противника, и капитан был смертельно ранен осколком. Уаскоу написал перед боем письмо родным, такие послания оставляли многие молодые люди: «Я бы хотел жить, но раз такова воля Божья, не печальтесь чересчур, дорогие мои, ибо жизнь в ином мире, должно быть, прекрасна, и я всегда жил с этой верой. Я сделаю то, что в моих силах, чтобы этот мир стал лучше. Когда над всем миром вновь зажжется свет, пусть свободные люди будут вновь веселы и счастливы. Если я подвел своих людей – молю Бога, чтобы этого не случилось! – то не из-за недостатка

усердия»³⁴. Лишь потому, что многие молодые люди из разных стран разделяли упорное желание Уаскоу «поступать правильно» – хотя у обеих сторон конфликта было свое видение «правильного», – война продолжалась вопреки жертвам и поражениям.

Больше всех от этой кампании пострадало население Италии. Если бы Бенито Муссолини не отказался в 1940 г. от нейтралитета, он бы, возможно, еще много лет оставался диктатором, подобно генералу Франко: тот учинил намного больше массовых расправ и убийств, чем дуче, однако его в итоге приняли даже в НАТО. И вряд ли Гитлер надумал бы оккупировать Италию только из-за этого: у страны не было ничего, представляющего интерес для нацистской Германии, за исключением пейзажей. Но в итоге с 1943 по 1945 г. Италия несла катастрофические последствия своего выбора. Задолго до капитуляции Бадольо его соотечественники стали воспринимать себя не как сражающуюся сторону, а как беспомощных заложников Гитлера. Айрис Ориго записывала в дневнике: «Необходимо понимать, насколько распространено среди итальянцев убеждение, что война – бедствие, навязанное им немцами, а отнюдь не собственной волей народа, то есть они за это не несут ответственности»³⁵. Пусть это убеждение покажется наивным, однако его и в самом деле придерживалось большинство населения.

Свержение Муссолини отнюдь не остановило кровопролития, не дало Италии возможность мирно принять союзников, напротив: страну разоряли непрекращающиеся сражения обеих противоборствующих армий. 13 октября новое правительство объявило войну Германии. Мнение значительной части итальянцев о скоропалительной перемене курса и о немцах прекрасно сформулировано в письме одного из них, отправленном через два дня после этого события: «Я не стал бы сражаться на их стороне, но не буду воевать и против, как бы они ни были омерзительны, ведь тем самым мы совершили предательство»³⁶. Ориго отмечает: «Итальянцы в целом массово tira a campare, иными словами, нехотя тащатся, куда поведут». Эмануэль Артом, член группы Сопротивления туринских евреев-интеллектуалов, писал: «Половина Италии принадлежит немцам, половина англичанам, итальянской Италии больше нет. Одни сняли мундиры и прячутся от немцев, другие думают, как прокормиться, а есть и такие, для кого настал момент выбора и кто опять рвется воевать – уже против нового врага»³⁷. Самого Артома в следующем году схватили и после пыток казнили.

Нацистские репрессии и страх перед депортацией в Германию, на принудительный труд, привели к заметному усилению партизанских отрядов, особенно на севере Италии. Молодежь уходила в горы, вела там полубандитское существование: к концу войны почти 150 000 итальянцев числились в рядах повстанцев. Во многих областях происходили и дополнительные вооруженные схватки между различными партиями, вызванные политическими разногласиями, особенно часто сталкивались роялисты и коммунисты. Часть итальянских фашистов продолжала сражаться на стороне немцев, в то время как союзники тоже набирали итальянские отряды в помощь англо-американским войскам, которым не под силу было контролировать всю страну. Мало кто из мобилизованных проявлял энтузиазм: когда итальянскую артиллерийскую батарею, сражавшуюся на стороне англичан, посетил с осмотром сын короля принц Умберто, Эугенио Корти от души пожалел Его Высочество, «вождя народа, лучше всего умеющего находить козлов отпущения, на которых валят свою же трусость», народа, мечтавшего лишь о том, что война поскорее покинула его страну³⁸.

В июне 1944 г., в эйфории продвижения к Риму, Александер допустил очередной крупный промах, обратившись по радио к итальянским партизанам и призвав их сражаться против немцев. Многие итальянские селения в результате подвергли жестоким репрессиям, когда продвижение союзников остановилось. После войны итальянцы сравнивали поступок англичан и американцев, бросивших партизан на произвол судьбы, с поступком русских, которые также не пришли на помощь Варшаве, когда там осенью в 1944 г. захлебывалось в крови восстание. Воспроизводится одна и та же схема: командующий союзной армии провоцирует партизанскую войну за линией фронта, и за его ничтожные стратегические успехи народ страны, на территории которой происходят боевые действия, платит непомерную цену.

До тех пор немцы считали итальянцев трусами и никудышными союзниками – теперь они видели в них предателей. «Мы – жалкие создания, жалкие твари, игрушка рока, без родины, без закона и без чести, – писал лейтенант Педро Ферейра, оказавшийся вместе со своей частью в Югославии, где после официального выхода Италии из войны немцы расстреляли многих его товарищей. – От такого позора итальянцы никогда не оправятся, не посмеют больше рассуждать о достоинстве и чести. Кто мы, преданные или предатели? На что нам рассчитывать, если мы трижды за два дня переменили свое знамя?»³⁹ Кессельринг правил Италией с беспощадностью, наглядно проиллюстрированной его приказом от 17 июня 1944 г.: «Борьба с партизанами должна осуществляться всеми наличными средствами и с величайшей суровостью. Я возьму под защиту любого офицера, который

откажется от обычной нашей сдержанности и применит против партизан самые суровые меры. В данном случае верен принцип: лучше ошибиться в выборе средств при исполнении приказа, нежели бездействовать». 1 июля он добавил: «Всюду, где будут получены данные о присутствии значительных партизанских группировок, следует расстрелять соответствующую часть мужского населения».

Самое вопиющее истребление заложников было устроено по приказу Гитлера и с согласия Кессельринга начальником римского гестапо подполковником Гербертом Капплером. 23 марта 1944 г. партизаны напали на колонну полицейского полка СС, двигавшуюся по улице Разелла. В перестрелке погибло 33 немца, 68 было ранено, среди жертв оказалось и десять прохожих. Гитлер потребовал казнить десять итальянцев за каждого немца. На следующий день из тюрьмы Регина Коэли в Ардеатинские пещеры доставили 335 заключенных, случайную смесь актеров, юристов, врачей, лавочников, столяров, был среди них и оперный певец, и священник. Некоторые оказались коммунистами; евреев было семьдесят пять. Из числа заложников двести схватили на улице поблизости от места, где произошло нападение на колонну, хотя никто из этих случайных прохожих не имел связей с партизанами. Партиями по пять их заводили в пещеры и расстреливали, оставляя там трупы. Немцы попытались довольно неуклюже скрыть следы преступления, взорвав вход в пещеру, но вонь разлагающихся тел вскоре выдала место расстрела, и туда потянулись итальянцы чтить и оплакивать погибших.

Элида Руггери чудом уцелела во время другой массовой расправы на кладбище в Марцаботто, живописном городке у подножья Апеннин. Здесь в сентябре 1944 г. отряды СС жестоко выместили на мирном населении свои потери, которые армия несла от рук партизан. «Детей убивали на руках у матерей, – рассказывала Элида. Она и сама была ранена и осталась лежать под грудой мертвых тел. – Надо мной и рядом лежали двоюродные сестры и моя мать, ей взрезали живот. Я пролежала всю ночь, а потом еще день и ночь, под дождем, в луже крови. Я почти перестала дышать»⁴⁰. На утро второго дня Элида и еще четыре раненые женщины сумели выбраться из-под груды трупов. Только в семье Элиды погибло пять человек, а всего возле церкви было расстреляно 147 человек, среди них и священники, которые вели службу, когда явился отряд СС. 28 семей было уничтожено полностью. В соседнем Касолари погибло еще 282 человека, среди них 38 детей и две монахини. Всего в этой местности расстреляли 1830 гражданских, и даже Муссолини счел своим долгом направить Гитлеру протест, к которому, разумеется, никто не прислушался. Поразительно, каким образом Кессельринг, отдававший эти распоряжения, избежал в Нюрнберге смертного приговора.

Хотя до подобных злодейств союзники в Италии не опускались, и на их счету значатся преступления против человечества пусть и меньшего масштаба, особенно отличились французские колониальные войска. «Заняв город или деревню, они насилуют всех женщин подряд», – писал британский сержант Норман Льюис:

«Недавно подверглись насилию все жительницы деревень Патриция, Пофи, Супино и Мороло. В Леноле… изнасиловали пятьдесят женщин, но так как на всех этого не хватило, набросились на детей и даже на стариков. Сообщается о привычке марокканцев набрасываться вдвоем на одну женщину, и пока один совершает с ней обычный половой акт, другой входит в нее через анус». При этом жертвы получали травмы гениталий, прямой кишки и матки. В Кастро ди Вольши врачу пришлось помогать тремстам жертвам насилия… Многие мавры дезертировали и нападают на деревни в глубоком тылу. Сегодня я побывал в Санта-Мария а Вико, видел девушку, которая, как говорят, тронулась умом после того, как ее изнасиловала группа мавров… Она не может ходить… Так я лицом к лицу увидел эту кровавую реальность, ужас, принуждавший жительниц македонских деревень бросаться со скал, лишь бы не попасть в руки турок»⁴¹.

Такие эксцессы со стороны союзников вкупе с последствиями длительной воздушной и наземной бомбардировки отнюдь не располагали итальянцев радоваться «освобождению». Двое солдат из Четвертой индийской дивизии погнались за курицей, как вдруг окно в усадьбе распахнулось, оттуда высунулась женщина и на чистейшем английском языке крикнула им: «Пошли вон, оставьте моих кур в покое. Нам тут освободители не требуются»⁴².

Капитуляция Италии спровоцировала массовое движение английских военнопленных: освободившись из лагерей на севере страны, они спешили перевалить через Апеннины, чтобы воссоединиться с соотечественниками. И в этих странствиях (порой одиссея растягивалась на месяцы) бывшие военнопленные полностью зависели от помощи местного населения. Крестьяне кормили их и предоставляли приют скорее по доброте душевной, чем из приверженности делу союзников, и именно это особенно трогало сердца тех, кому они помогали. Немцы сурово карали гражданских лиц, которые прятали беглецов, сжигали их дома, порой убивали, но санкции оказались бессильны: десятки тысяч итальянских крестьян участвовали в спасении тысяч британцев. Отвага и сострадательность этих простых людей отчасти искупали ту злосчастную роль, которую страна сыграла в войне. Канадец Фарли Моуэт прибыл в Италию, заранее вооружившись презрением к ее народу, но, пожив среди итальянцев, полностью изменил свое мнение. «Стало ясно, что именно они и есть соль земли. В смысле, простой народ. Они работают изо всех сил, чтобы выжить, казалось бы, должны сделаться кислыми, вроде незрелых лимонов, а они веселы, смеются. И упорны, как сам ад… Они могли бы возненавидеть нас наравне с фрицами, но я готов доверять им всем, кроме священников, адвокатов, крупных торговцев, землевладельцев и т. д.»⁴³.