Вторая мировая война

Бивор Энтони

Сверху на советские позиции и вкопанные в землю танки Т-34 с воем пикировали неуклюжие «чайкокрылые» Ю-87. Летчик-ас Ганс Рудель использовал собственное изобретение – «пушку-птицу», закрепив под крыльями своего «юнкерса» 37-мм пушки. Немцы обнаружили с воздуха и уничтожили многие танки Т-34, не очень удачно замаскированные под стога сена. Если танкисты выживали при поражении своих машин бронебойными снарядами, им приходилось пробиваться через горящее сено. Немцы были в восторге от производимого эффекта. «Действия нашей авиации фантастичны. Как только она расправится с врагом с воздуха, наши танкисты покажут, на что они способны», – рассказывал в письме домой старший фельдфебель 167-й пехотной дивизии.

Однако советские противотанковые

орудия были замаскированы значительно лучше, и опытные артиллеристы подпускали немецкие танки на двадцать метров, прежде чем открыть огонь. Василий Гроссман вспоминает, как на северном участке, западнее Понырей, по прорвавшимся «тиграм» стреляли 45-мм противотанковые пушки, но снаряды отскакивали от брони, как горох от стенки. Он дальше пишет: «Бывали случаи, когда увидевшие это артиллеристы теряли рассудок». По словам Гроссмана, ситуация на южном участке была не лучше: «При стрельбе прямой наводкой из 45-мм орудия снаряды отскакивали от “тигра”. Наводчик в отчаянии бросился под танк».

Хотя их броне не были страшны снаряды, «тигры» подрывались на минах. Отважные советские саперы, рискуя жизнью, выскакивали навстречу танкам с противотанковыми минами. Красноармейцы забрасывали танки гранатами и бутылками с зажигательной смесью.

Опасаясь, что немцы прорвут оборону к западу от Понырей, Рокоссовский бросил в бой дополнительные силы противотанковой артиллерии и бригады минометчиков. Он также вызвал истребители 16-й воздушной армии для борьбы с немецкими бомбардировщиками и «мессершмиттами», но советские истребители в этом бою понесли большие потери. Для немецкого командования полным шоком стало осознание того, что их наступление не стало внезапным, а мощь германской брони не повергает советских солдат в бегство. Несмотря на тяжелые потери, немецкие передовые части смогли продвинуться вперед почти на десять километров на 15-километровом участке фронта. Рокоссовский готовился к контрнаступлению на следующий день, но в хаосе гигантской битвы ему было трудно координировать действия своих войск.

Воздушные бои были не менее ожесточенными. В них участвовали практически все годные к полетам самолеты немецкого Шестого воздушного флота и советской 16-ой воздушной армии. «Фокке-вульфы», «юнкерсы» и «мессершмитты» сошлись в смертельной схватке с «илами», «яками» и «ла». Известны случаи, когда доведенные до отчаяния советские пилоты просто таранили самолеты противника.

В южной части Курской дуги над позициями Четвертой танковой армии Гота развернулась еще более жестокая схватка за превосходство в воздухе. Четвертый воздушный флот люфтваффе, которому удалось избежать упреждающего удара советской авиации на рассвете, днем нанес тяжелые потери противнику. Курская битва традиционно считается, иногда с приведением завышенных цифр, величайшей танковой битвой в истории, однако при этом забывают упомянуть, что на Курской дуге происходило одно из самых ожесточенных воздушных сражений Второй мировой войны.

На юге наступление дивизии Grossdeutschland захлебнулось в грязи на минном поле после ночного ливня. Посланные на помощь танкам саперные батальоны попали под шквальный огонь, и лишь отчаянная атака мотопехоты в пешем строю смогла выбить советские части с позиций за минным полем. Потребовалось еще много часов, чтобы вытащить танки и проложить маршруты в опасной зоне. Словно специально для того, чтобы подорвать боевой дух немецких солдат, в бригаде новых «пантер», присланных в подкрепление, начали выявляться технические неполадки. Проблемы стали возникать не только у «пантер». «Дела в моей дивизии идут паршиво, – сообщал унтер-офицер 4-ой танковой дивизии. – Полугусеничные бронетранспортеры все время ломаются, танки не лучше, да и «тигры» не подарок». Но наступление возобновилось».

Татарин Решат Зевадинович Садрединов служил в зенитной батарее, все четыре орудия которой разбомбили «юнкерсы». Вокруг

горела рожь. Орудийные расчеты прятались в землянках, пока мимо шли немецкие танки. Выбравшись наконец из укрытий, они обнаружили, что находятся уже далеко за передовой, в тылу врага. Садрединов и его товарищи сняли форму с мертвых немцев и надели поверх собственной. Когда они подошли к советской передовой, их окликнули часовые. Поняв, что перед ними русские в немецкой форме, красноармейцы закричали: «Ах вы, ублюдки-власовцы!» – и стали избивать пришедших. Садрединову и его товарищам удалось доказать, кто они такие, только после того как они встретились с начальником штаба своей дивизии.

«Немцы бомбили нас, – вспоминал Никифор Дмитриевич Чевола, командир 27-й противотанковой бригады, которая сражалась против дивизии Grossdeutschland. – Все вокруг горело, но мои бойцы продолжали вести огонь, словно не замечая этого пекла». «Мессершмитты», или «мессеры», как называли их красноармейцы, обстреливали окопы по всей длине. Даже после нескольких ранений бойцы редко шли на перевязочный пункт. «Постоянный грохот, земля дрожит, все вокруг горит. Мы переговариваемся криком. А что касается радиосвязи, немцы старались нас обхитрить. Слышу по радио: «Я Некрасов, я Некрасов». (Полковник И. М. Некрасов командовал 52-й гвардейской стрелковой дивизией, которая находилась на соседнем участке фронта). Я кричу в ответ: «Какой ты Некрасов! Катись к ядрене фене!« Наши переговоры немцы глушили зуммерами».

«Это было единоборство, – вспоминал наводчик Трофим Карпович Тепленко. – Как дуэль – противотанковая пушка против танка. Сержанту Смирнову оторвало снарядом голову и ноги. Мы собрали все вместе: туловище, голову и ноги, – положили в окопчик и засыпали землей». Еда, если ее удавалось доставить на позиции, была темно-серой от пыли и пороха. Во время редких затиший бойцы не могли спать. «Чем тише вокруг, тем напряженнее себя чувствуешь», – вспоминал подполковник Чевола.

На расстоянии десятка километров к востоку II танковый корпус СС при поддержке реактивных минометов Nebelwerfer прорвал оборону 52-ой гвардейской стрелковой дивизии Некрасова. За головными танками шли группы огнеметчиков, зачищающие бункеры и окопы. Немецкие огнеметчики были практически самоубийцами, так как по ним сразу же открывали ураганный огонь, но некоторым все же удавалось выпустить из огнемета язык пламени, оставляя после себя тошнотворный запах горящей человеческой плоти и бензина.

Слева дивизия Leibstandarte Adolf Hitler продвинулась ближе всего к Прохоровке. Справа Das Reich и Totenkopf пробивались в северо-восточном направлении. Но даже Leibstandarte была остановлена вечером того дня, когда в помощь обороняющимся прибыла еще одна бригада противотанковой артиллерии. В тридцати километрах к юго-востоку оперативная группа Kempf, хоть и переправилась через реку Северский Донец недалеко от Белгорода, добилась очень незначительных успехов и была далека от выполнения поставленной задачи: защитить правый фланг армии Гота.

Немецкие танкисты, особенно заряжающие, находились на грани изнеможения в тот знойный летний день. На специально модифицированных «тиграх» размещали сто двадцать вместо положенных девяноста 88-мм снарядов, и заряжающие, работая без остановки в невыносимой духоте орудийной башни, теряли сознание от жары и усталости.

Танкам приходилось пополнять боезапас иногда два-три раза в день, а размещение снарядов внутри башни тоже было утомительным занятием, даже с посторонней помощью. Немецкий военный корреспондент, прикомандированный к роте «тигров», рассказывал, что чуть не сошел с ума от постоянного шума и скрежета в наушниках, непрекращающегося грохота орудий и глухого гула танков.