Вторая молодость любви
Шрифт:
— Представляю! — воскликнул, смеясь, Митя.
— У нас эта тема сравнительно недавно была гвоздем программы, — начала рассказывать историю с главврачом и Митиным хирургом Колей Сашенька. А когда она дошла до стихов Мити на банкете шефа, Генрих даже подпрыгнул на стуле.
— Теперь я начинаю понимать твое иносказательное письмо и твое отсутствие на конференции. Неужели так и сказал? Всеми словами? — удивлялся и хохотал он.
— Ты же знаешь, дорогой, из песни слова не выкинешь, — ответил Митя.
— Да-а-а… —
— Ты такой строгий и сердитый? — спросила Танька, с любопытством и настороженностью глядя на него.
— Я строгий и справедливый, Татоша, но не злой. Орднунг, то есть порядок, должен быть во всем, в том числе и во взаимоотношениях коллег, тем более с руководством.
— А если руководство — дурья голова, тогда что? — не сдавалась Танька.
— Тогда или уходи, или сам стремись стать руководством.
— Черт с ним, с моим главным, — с досадой сказал Митя. — Будто нам больше не о чем говорить.
— Согласен, — отозвался с готовностью Генрих, потому что тут начиналась опасная тема сравнительной характеристики традиций и правил, бытующих в разных странах. В подобной дискуссии одна из сторон, как правило, оказывается униженной.
Друзья это мгновенно почувствовали и стали вспоминать разные истории, делиться планами на будущее.
— У меня есть отличная идея, — объявил Митя. — В следующую субботу собирается мой курс, намечается отличный вечер, для которого я написал целый капустник. Почему бы тебе не прийти?
— Да как-то не принято ходить на чужой курс… я мало кого знаю из ваших, — неуверенно отвечал Генрих.
— Это не имеет никакого значения, — решительно отмел всякие сомнения Дмитрий. — Ты — мой гость, я тебя пригласил, и ты пришел послушать мой капустник. Мы же проводим не официальное мероприятие, а просто встречу друзей, какие могут быть правила!
— Ты меня убедил, я с удовольствием пойду с тобой, — согласился Генрих.
— Ну вот и хорошо, — подвела итог Сашенька и пошла на кухню заваривать чай. Делала она все самостоятельно, священнодействуя, по собственному рецепту и никого не подпускала даже в помощники.
Генрих воспользовался ее отсутствием и заговорил с Митей о деле, которому придавал большое значение:
— Послушай, Митя, у меня есть для тебя предложение, от которого ты не должен отказываться, потому что это интересно и выгодно. Я уже говорил, что приглашаю специалистов из других стран. Почему бы тебе не приехать и не поработать у меня в клинике? Погоди, не перебивай, дай мне сказать все до конца. Это может быть не обязательно Майсен, ты волен работать и в Дрездене или…
— Чего попусту говорить, — все-таки перебил его Митя, — я же не уролог!
— Не спеши, выслушай. Мне нужны и общие хирурги, я не
— А чего это ты, строгий и справедливый, говоришь об этом, когда мама на кухне? — съехидничала Танька.
«Она не только очаровательна, но и умна, тонко чувствует ситуацию», — подумал Генрих и ответил:
— Пусть папа сам скажет маме, это лучше, чем я стану втолковывать им обоим сразу. Поняла, Лиса Патрикеевна?
— Поняла, Седой Лис, — сказала Таня и слегка погладила его по седеющему виску.
Генрих с нежностью поглядел на нее. Митя перехватил его взгляд, встревожился почему-то и обещал подумать над предложением и поговорить с Сашенькой.
— Да, да, конечно. Обсудите все хорошенько, спешки нет. Сашенька у тебя умница и очень практичный человек в подобных вопросах. И учтите, что срок контракта ты можешь установить сам: на полгода, год или больше. Попробуешь, а там будет видно. Главное — наладь контакт со своим главным врачом.
— Шутишь? Как?
— Не знаю… Ну, напиши ему оду.
— Точно! — поддержала его Танька. — И опубликуй в «Медицинской газете»! Вот будет номер, умора!
— У меня есть еще одно важное дело, которое я хотел бы обсудить с тобой, посоветоваться…
Вернулась Сашенька с подносом, на котором звенели еще пустые чашки.
Генрих на минуту умолк, помогая ей освободить поднос, потом продолжил:
— Я должен купить для Петра Александровича другую квартиру, потому что из-за отсутствия лифта он сидит в четырех стенах, как арестант. Ты знаешь, Митя, скольким я ему обязан.
— Правильно, Ген, правильно, долги надо отдавать при жизни заимодавца.
— Я бы не стал так формулировать. Он мне более чем родной человек, я люблю его и отношусь к нему с огромной нежностью и уважением. — Генрих сделал паузу и добавил: — Так же, как и к вам, мои дорогие Ореховы.
Сашенька сразу же предложила одновременно с покупкой новой квартиры продать старую. Это значительно уменьшит расходы.
— Видишь, какая она практичная, — обратился Генрих к Мите, — а я об этом даже и не подумал. Полагаешь, она стоит каких-то денег?
— Жилье в Москве всегда стоит денег, — назидательно заметил Митя. — Только делай все через проверенную фирму, а то обдурят, облапошат за милую душу, это у нас сейчас очень распространенный бизнес, может быть, даже доходнее твоего.
— Я могу рассчитывать на твою помощь? — спросил Генрих.
— Что за вопрос? Разумеется. В понедельник и начнем, а то ведь ускачешь домой и не успеешь.
— Я останусь в Москве столько, сколько потребуется, чтобы все оформить и перевезти старика — ему одному с переездом не справиться, а ты тоже ведь не баклуши бьешь, знаю.