Вторая ночь лета
Шрифт:
Очевидно, он это осознал; он снова сел для очередного раунда раздумий. Гримп, заинтересованный в том, что полицейский выдаст на этот раз, решил просто не мешать…
И вдруг Гримп вскочил с камня.
— Вон они! — закричал он, размахивая рогаткой.
В полумиле от них на дорогу выехал, покачиваясь, большой, крашенный серебряной краской фургон Бабушки Ваннаттел, влекомый пони-носорогом, и повернул в сторону фермы. Пони увидел Гримпа, поднял свою длинную голову и проревел громогласное приветствие. Бабушка Ваннаттел привстала с козел и
Гримп со всех ног побежал по дороге.
Трюк с верретами должен сработать — но лучше предупредить Бабушку Ваннаттел, прежде чем она столкнется с Сопливчиком.
Бабушка Ваннаттел слегка стегнула вожжами покрытый роговыми пластинами круп пони, уже почти поравнявшись с полицейским, который ждал на обочине дороги с проверочным списком Стража в руке.
Пони сорвался на тяжелую рысь. Фургон пронесся мимо Сопливчика к изгибу дороги, где и остановился уже на территории фермы. Гримп с Бабушкой слезли, и она быстро распрягла пони. Пофыркивая, он вразвалочку сошел с дороги на большой заболоченный луг над лощиной. Здесь он спокойно встал, охлаждая ноги.
Гримп почувствовал себя немного лучше. Фургон находился не на территории общины, и это давало Бабушке техническое преимущество. Родные Гримпа благоволили ей, и они были крепкими ребятами, которые любили послать Стража куда подальше в любой момент, когда у него не было в запасе закона, чтобы прикрыть свои тылы. Но по пути к ферме она призналась Гримпу, что, как он и боялся, у нее нет тридцати четырех лицензий. А теперь полицейский шел к ним по изгибу дороги, прочищая нос и хмурясь.
— Дай я одна с ним разберусь, — сказала Бабушка Гримпу уголком губ.
Он кивнул и побрел на луг, чтобы провести время с пони. У нее был большой опыт разбирательств с полицейскими.
— Так-так, молодой человек, — услышал Гримп обращение Бабушки к своему кузену. — Похоже, у тебя страшная простуда.
Полицейский чихнул.
— Хотел бы я, чтобы это была простуда, — сказал он покорно. — Это сенная лихорадка. Ничего не могу с этим поделать. Так, у меня тут есть список…
— Сенная лихорадка? — сказала Бабушка. — Зайди-ка в фургон на минутку. Мы это вылечим.
— Насчет этого списка… — начал Сопливчик и остановился. — А что, у вас есть что-то, что может это вылечить? — спросил он скептически. — Я счет потерял докторам, к которым ходил, и ни один не смог помочь.
— Доктора! — сказала Бабушка. Гримп услышал, как ее каблуки стучат по металлическим ступенькам фургона. — Иди сюда, это не займет много времени.
— Ну… — сказал Сопливчик с сомнением, но последовал за ней внутрь.
Гримп подмигнул пони. Первый раунд остался за Бабушкой.
— Привет, пони, — сказал он.
Беспокойство не могло уменьшить его восхищения невероятным талантом Бабушки управляться с животными. Частично, само собой, он восхищался, потому что пони был такой огромной скотиной. Длинный и круглый бочонок его туловища покоился на коротких
Гримп любовно похлопал зверя по твердому боку. Больше всего он любил пони за то, что тот был самым уродливым существом на Нурхате. Бабушка рассказывала, что купила его у обанкротившегося цирка, а цирк импортировал его с планеты под названием Трибел; а Трибел вроде как был миром, полным горячих болот, неистощимых, постоянно активных вулканов и сернистой вони.
Можно было предположить, что пони, всю жизнь прожив возле расплавленной лавы и под дождями из светящегося пепла, считает Нурхат спокойным местечком. И хотя у твердого выроста кости в центре его морды, изображающего рог, было не так много возможностей для самовыражения, Гримп полагал, что он выглядит вполне довольным, что его ноги погружены в прохладную грязь Нурхата.
— Ты большая толстая свинья! — сказал он нежно. Пони высунул длинный слюнявый фиолетовый язык и аккуратно облизнул Гримпу волосы.
— Прекрати! — сказал Гримп. — Фу!
Пони довольно фыркнул, обвил язык вокруг кустика травы, вытащил его и забросил в пасть — вместе с корнями и грязью. Потом принялся жевать.
Гримп взглянул на солнце и обеспокоенно обернулся, чтобы посмотреть на фургон. Если она не отделается от Сопливчика в ближайшее время, его позовут домой ужинать до того, как они с Бабушкой смогут наконец поговорить. И его не выпустят из дома вечером, когда будут светящиеся огни.
Он шлепнул пони на прощание, тихо вернулся на дорогу и сел так, чтобы его не было видно из задней двери фургона, но было слышно, что там делается.
— …так что единственное, что сейчас сможет повесить на вас Страж, — Говорил полицейский, — будет обвинение в Общественной Угрозе. Если в этом году будут какие-нибудь неприятности от огней, он это попробует. Видите ли, он неплохой Страж, но он убедил себя в том, что вы вроде как виноваты в появлении этих огней каждый год.
Бабушка хихикнула.
— Ну, я пытаюсь поспеть сюда вовремя каждое лето, чтобы их увидеть, — признала она. — Но понимаю, почему он так думает.
— И, само собой, — сказал полицейский, — мы стараемся о них не шуметь. Если пойдут слухи, сюда из города ринется народ — просто поглазеть. Никто, кроме Стража, не возражает, чтобы вы были здесь, просто никому не хочется, что вокруг его фермы бродили толпы народа.
— Конечно, — согласилась Бабушка. — И, само собой, я никому про них не рассказывала.
— Все говорят, — добавил полицейский, — что прошлой ночью огней было в два раза больше, чем прошлым летом. Вот из-за чего Страж так разволновался.