Вторая попытка
Шрифт:
Но от этой услужливости смущены были все. Что-то было в его поведении... странное! Даже граф, проэманировав помимо недовольства еще и какую-то виноватость, сказал мягко:
– Антон! Ну, зачем вы... Это же не ваша обязанность!
"Тезка Тонечки, - подумала Юля.
– Нет, совсем наоборот - анти-тезка!" Почему "анти", она сама не могла понять. Но всей душой чувствовала именно так и есть. Что мрачный нахал не ладил с ее подругой...
– Кто это?
– неожиданно спросил Евгений, едва дверь за возмутителем спокойствия
– Антон?
– граф, казалось, слегка обиделся.
– Я же представлял вам его! Это мой управляющий. Он служит здесь очень давно... И право же, для меня гораздо больше, чем просто слуга.
Этого он мог и не говорить! В его эманации, просто в его поведении чувствовалась благодарность... и не только она. Юле показалось вдруг, что Горвич гораздо больше зависит от своего слуги, чем это позволительно. Она хотела было сказать какую-то резкость, но удержалась. К чему? Граф не станет после этого относиться к Антону хуже, а ее может невзлюбить...
– Если бы в замках бывали домовые, - заявила она вместо этого, - то в вашем эту роль играл бы именно Антон!
Она явственно ощутила испуг не только Горвича, но и его друга. Да, сходство Антона с троллем или гоблином действительно имелось - и похоже, не только внешнее. "Чем же может околдовать этот странный человек? спрашивала себя Юля.
– Не знает ли он о бегстве Тонечки больше, чем даже сам граф?"
Но как спросить Антона хоть о чем-нибудь? Этого Юля не могла себе представить... И только окончательно убедилась: в библиотеке он появился сегодня не случайно!
...Разговаривать с Горвичем о Тонечке было совершенно невозможно при малейшем намеке на эту тему в его эманации возникала просто непреодолимая стена! Юля изнывала: что же делать?! Поговорить с прислугой? Но это мгновенно дойдет до графа, и неизвестно, как он прореагирует. Однако события опередили ее намерения...
Как-то вечером, когда она нежилась - а точнее говоря, просто грелась - в ванне, прикидывая, как бы побыстрее выскочить из нее и одеться, не успев снова замерзнуть. За несколько дней в гостях у Горвича Юля поняла, что предпочла бы любому замку даже пещеру, только бы пещера была теплая!
Внезапно приоткрылась дверь...
– Жень, ты?
– спросила Юля, но ответа не было.
Юля перепугалась. Инстинктивно она вскочила, ухватившись за какую-то трубу и прикрываясь халатом. "Черт возьми, - вдруг поняла она.
– Здесь же бесполезно кричать: никто не услышит." Она не знала, кого ожидает увидеть: сладострастного наглеца или полусгнившего зомби. И то, и другое, казалось, было возможно...
Но вместо предполагаемых ужасов в ванной комнате появилась симпатичная женщина примерно одного возраста с Юлей.
–
– Я...
Словарный запас подвел неожиданную гостью, она беспомощно пошевелила губами, и перешла на родной язык. Поначалу Юля с трудом понимала ее, но вскоре они обе приспособились. Ирина - так звали визитершу - стала говорить медленнее, а Юля постепенно привыкала к ее манере.
– Я хотела поговорить с вами наедине, - третий раз повторила Ирина. Поэтому позволила себе ворваться без предупреждения. Простите!
Юля не сердилась на нее: когда инцидент исчерпался столь безобидно, ситуация казалась даже смешной. "Но неужели, - подумала она вдруг, - в таком большом замке негде поговорить наедине, кроме как в ванной?" Ей невольно вспомнился Антон... с его пронизывающим взглядом и способностью неожиданно появляться. "Гоблин противный", - сердито проворчала она, торопливо одеваясь. Потом повернулась к Ирине:
– Так о чем вы хотели поговорить?
Она изо всех сил пыталась почувствовать эманацию Ирины. "Буря эмоций на фоне решительности, неопределенные мысли... и четкий образ Горвича."
– А муж ваш летчик?
– задала Ирина обязательный "светский вопрос".
– Кто?
"Боже, какое счастье, что когда думают образами, то язык для всех один! Но что она про Женьку спросила?"
– Ну, пилот?
– поняла юлино лингвистическое затруднение собеседница.
– Нет. Но здесь его точно все запомнят, как пилота!
– Графа он восхитил.
– Я рада.
"Кто же эта женщина?
– думала Юля.
– На прислугу не похожа... Любовница Горвича? Может быть! Держится уверенно. Думает о нем. Да, вероятно... Но что ей от меня надо?"
– Вы видели портрет в галерее?
– неожиданно спросила Ирина.
"Ясный образ Тонечки. Но черты искажены. Красиво звучит: черты, искаженные ненавистью, но ненавистью чужой. Ирина не любит Тонечку и, думая о ней, подсознательно подчеркивает в ней все неприятное. Но за что она так? Ведь Тонечки уже давно нет, и непохоже, чтобы Горвич безутешно тосковал по ней... Или я чего-то не понимаю?"
– О каком портрете вы говорите?
– на всякий случай переспросила Юля.
– Жены графа.
– Видела. Странная женщина...
– слово "странный" может выражать, что угодно, и Юля предоставила Ирине самой истолковывать его.
– Она ведь умерла, не так ли?
– Если бы!
"О чем она?! Черт возьми!.. Но эманация не имеет отношения к мистике, это точно..."
– Что вы имеете ввиду? Граф сказал, что она умерла... или? Какая-то ошибка?
– Не мог же он сказать правду!
– Но...
Эманация Ирины выдала яркий всплеск оранжево-желтой решительности. "Кратер, - вспомнила Юля название ауральной модели.
– Вулкан... Да, выразительно!"