Вторая попытка
Шрифт:
– Нет, вы меня не поняли, господин Миллер. Я никому ничего не поручал. Когда я понял, что вы не те, за кого себя выдаете, что вы проникли в мой дом обманом... я оскорбился!
– И когда же именно вы это поняли?
– Позавчера. После первой вашей... гм... беседы с портретом. Антон, который видел вас, пришел ко мне ночью и все рассказал. Он был в жутком беспокойстве. Он суеверен, иногда даже слишком. Между прочим, он очень хорошо относился к То... к Антонине, но только до того... до одного происшествия, вам ни к чему это знать... После него он был убежден, что она уже не она,
– Сам он нечисть в обличье!
– не выдержала Юля.
– Так вот, я просто позволил событиям развиваться... Не мешал... У меня не было никаких дел в эти два дня, признаюсь вам честно. Но оставшись, я вынужден был бы защитить вас, а мне не хотелось этого делать: я не люблю тех, кто меня обманывает...
– Плохо же приходится тем, кого вы не любите... какой вы все-таки...
– Евгений запнулся, подбирая выражение покрепче.
– Давайте обойдемся без взаимных резкостей, прошу вас!
– остановил его Горвич.
– Тем более, что вы опять не правы: я знал, что Антон будет следить за вами, это так. Но я знал также, что пока вы не проявите свой грязный замысел еще раз, он будет только следить, не более. Убить он вас мог только на месте преступления...
– "Убить", "грязный замысел", "преступление"... Черт бы вас подрал, граф. Если вы утверждаете, что не верите в сверхъестественное - в чем заключается мое преступление? Ради чего вы готовы были убить меня? Из-за мистического подозрения? Что предосудительного вы нашли в моих "беседах с портретом", как вы выразились? Что?! Согласен, это может выглядеть как блажь или ненормальность - но никак не повод для убийства!
– Я же уже сказал вам: я был оскорблен вашим обманом...
– Если вы были оскорблены, то могли бы сказать мне об этом прямо, привести как доказательство мое странное поведение и вышвырнуть нас обоих из дома. Это было бы естественно! Но не трусливо убегать, предоставляя суеверному слуге действовать согласно его разумению! Ведь вы разделяете его суеверия, хотя стыдитесь и боитесь в этом признаться!
– Евгений повернулся к Юле: - Как ты там говоришь по этому поводу?
– Больше всего боятся призраков именно те, кто в них якобы не верят!
– Вот именно! Я перестал уважать вас, граф... Вы просто трус!
Видно было, что слова задели Горвича. Он опустил глаза и сказал глухо:
– Если бы вы видели то же, что и я... Неизвестно, как бы вы себя вели, и чего бы боялись!
– Вы имеете в виду того очаровательного песика, с которым справилась ваша жена, пока вы стояли, как... дерево, не так ли?
– Евгений увидел, как мгновенно и страшно побледнел Горвич, но заставил себя продолжать тем же тоном: - Это и есть "одно происшествие", после которого ваш Антон стал ее бояться?
– Откуда вы знаете об этом?!
– казалось, Горвич вот-вот упадет в обморок от волнения.
– От вашей жены и знаю...
– Каким образом? Она жива?!
Евгений решился на вдохновенную импровизацию: это был последний шанс, и его следовало использовать!
– Нет, граф, и я не устаю жалеть об этом. Она умерла совсем недавно по глупой случайности... Я знал ее и знал о ней то, что было известно немногим.
–
– Да.
– Вы приехали сюда по ее поручению?
– Ну-у... можно сказать и так. Она всегда хотела разобраться в подробностях тех трагических происшествий, которые разбили ее жизнь. В отличие от вас она не боялась думать об этом. И я помогал ей, чем мог... но, к сожалению, не смог ее спасти. И сюда я приехал в каком-то смысле следуя ее завещанию.
– Вы адвокат? Частный детектив? Или... Кажется, у вас там есть какая-то контора, которая всерьез занимается мистикой? Так вы не оттуда, случайно?
– Тепло!
– Евгений торопливо прервал графа.
– Не будем вдаваться в подробности. Какая вам разница, будь я хоть просто ее другом.
– Хорошо, пусть так, но зачем вы приехали? Сейчас, когда она умерла: что вам нужно?!
– Кое-какие подробности с места происшествия.
Эти слова, казалось, ударили Горвича: он отшатнулся и глядя на Евгения в упор спросил:
– Так вы что же, считаете, происшествие действительно было? И собака была не обыкновенной?! Черт бы вас всех побрал! Вначале Тонечка, потом Антон, теперь вы... Как могут взрослые люди верить в чудеса?!
Евгений сказал необычайно мягко:
– Я не верю в чудеса. И поэтому не верю, что человек, умеющий стрелять, может промазать с трех попыток в почти неподвижную мишень. И не верю, что вы способны испугаться обычной собаки настолько, чтобы потерять способность двигаться...
Горвич схватился за голову:
– Вы говорите, как она! Теми же словами! Но неужели... Я убеждал ее, что ей показалось, что такого просто не может быть...
– И тем самым доказывали, что она сумасшедшая, а вы трус и никудышный стрелок, - вмешалась Юля.
– Ну, кто же поступает так с женщинами?! Неудивительно, что ей стало невмоготу жить с вами!
Евгений сердито взглянул на Юлю: что за удовольствие пинать упавшего... особенно, если он только что начал рассказывать весьма интересные вещи! Но Горвич, казалось, не заметил нелюбезной реплики, он слышал только себя - и свои жуткие воспоминания.
– Я уговаривал ее показаться врачу, - рассказывал он, - но она не соглашалась. Она замкнулась в себе, отдалилась от меня... А когда я предложил ей отправиться путешествовать, сказала, что хочет поехать одна. Как она выразилась, ей "хотелось посмотреть на то же самое, но с другой стороны". Я не возражал...
"Потому что уже тогда боялись ее, граф, - мысленно продолжила Юля. Потому что знали в глубине души, что и она, и Антон были правы насчет странности пресловутой собаки. И потому что предать свою жену вам было легче, чем помочь ей!"
– Для вас было неожиданностью, когда она не вернулась?
– снова спросил Евгений.
– Или нет?
На этот вопрос Горвич уже не ответил. Он справился с приступом слабости, заставившем его приоткрыться перед малознакомыми людьми, и теперь смотрел на своих недавних гостей чуть ли не с ненавистью. Евгений заметил это и сменил тон, но разговор не прекратил.
– Мне нужен ее дневник, граф, - довольно бесцеремонно сказал он. Она оставила его здесь, и я надеюсь получить этот документ...