Вторая попытка
Шрифт:
— Нужны 120 мм пушки, Федор Васильевич — даже 75 мм снаряды не могут нанести серьезных повреждений атакующему миноносцу, которые с каждым годом «растут» водоизмещением. У наших «соколов» по 240 тонн, а на больших под четыреста тонн будет. Попробуй, останови таких даже градом снарядов в пятнадцать фунтов веса, а мелкокалиберные пушки Гочкиса вообще бесполезны. К тому же нынешние разрывные способности снарядов крайне ничтожны. Нужна 120 мм граната, пусть чугунная, а таковых на флоте нет, имеются только бронебойные стальные снаряды. А они против цели, что не прикрыта броней, надежного результата не дадут. Да и 75 мм фугасы настоятельно необходимы, заряд в полсотни грамм пироксилина ничтожен, а болванка
Дубасов нахмурился и засопел, приняв упрек на свой счет, ведь он по своей должности как раз и отвечал за вооружение флота. После долгой и тягостной паузы, в сердцах бросил:
— Бес в тебя вселился, одно беспокойство и хлопоты. То Макаров терзает рапортами, теперь ты принялся. Но дело говоришь, хотя заботами безмерно оделил. Ладно, поехали, в кабинете поговорим предметно — сам вижу, что изменения необходимы, это мы крепко обмишулились, и теперь допущенные ошибки исправлять требуется. Поехали к тебе, там покажешь, что еще замыслил, мы с тобой отныне в одной лодке…
Табачный дым поднимался к высоченному лепному потолку, и хорошо, что окно было раскрыто — иначе накурено было бы так, что пресловутый топор можно было бы повесить. Адмиралы склонились над столом, перебирая бумаги и схемы, перебирая и тасуя их, словно заправские шулера карточные колоды. Сюртуки были давно сброшены с плеч, Дубасов и Рождественский в одних рубашках прихлебывали «адмиральский чай», где коньяка плескалось не меньше половины стакана. Лица раскраснелись, капельками выступил пот на лбу — за окном уже вечерело. Но в здании ГМШ продолжала «кипеть» жизнь, и Рожественский уже знал, что супруги подчиненных ему офицеров втихомолку проклинают «беспокойного» адмирала.
И не как иначе — пока начальство не убыло с места службы, всем офицерам надлежит оставаться на своих местах, как на корабле, с которого, всем известно, бежать без приказа могут только крысы. Но за пару недель все привыкли к авралу, и не только — осознали, насколько ценно время, и нужно как можно быстрее отправить броненосцы на Дальний Восток. Впрочем, в России так обычно и бывает — лодырничают по полгода, потом яростно стараются наверстать упущенное, не жалея ни сил, ни средств.
— Ты понимаешь, Зиновий, что башни с шестидюймовыми пушками не шутка! Снять их не только можно, но и нужно. Сам прекрасно вижу, что теперь наши броненосцы облегчить надо, но ведь на них уйму денег потратили. А что — все эти затраты кобыле под хвост?!
— Нет в том необходимости — башни можно установить на броненосцы береговой обороны, но вдвое меньших по водоизмещению, чем «адмиралы». Установить как на германских «бранденбургах» или нашем «Нахимове», а еще лучше разнесенными по бортам, как на этой схеме — тогда на нос и корму по четыре орудия, а на борт все восемь стрелять могут. В балтийские и корейские шхеры вражеские броненосцы не войдут, а всякую мелочь шестидюймовые пушки на дно живо отправят — под градом снарядов даже шведским броненосцам туго придется. И броня нужна до пяти дюймов, надежная защита от 152 мм и 120 мм орудий, да и восьмидюймовые пушки на большинстве дистанций ущерба не причинят. Считай, три таких броненосца можно построить для Тихоокеанского флота, башни снять с «полтав». Еще один на Черном море — «Ростислав» от перегрузки существенно избавлен будет, и два на Балтике, за счет уже изготовленных башен.
— Вижу, все ты просчитал, — засопел Дубасов и отхлебнул «чай» как воду — поморщился, остыл. Еще раз посмотрел на бумаги, прохрипел:
— Меня генерал-адмирал сожрет, так что и тебе со мной к нему придется идти, он и так доклад требует. А тут ты со своими предложениями — да не один завод сейчас не возьмется
— И не нужно, можно загрузить работой Дальний и Владивосток, и этот вопрос я с Витте согласовал — ассигнования выделят.
— Ах вон оно что, то-то смотрю ты такой уверенный, — задумчиво протянул Дубасов, и как то иначе посмотрел на Зиновия Петровича, не дружески, оценивающе. Усмехнулся и пробормотал:
— Наш пострел везде успел… Тем паче нам идти нужно к его императорскому высочеству для доклада, иначе сам понимаешь, что будет, хотя ты и в фаворе у государя. Но вензеля на погонах только проблем добавить могут в твое положении. Завистников и недоброжелателей у тебя при дворе много, а тех, кто под «шпицем» сидит, еще больше.
Рожественский только вымученно улыбнулся, ночами пребывая в размышлениях. Он порой жалел о том, что столь дерзко «взбаламутил болото» спокойной столичной жизни. А такие вещи не прощают…
От чудовищной строительной перегрузки броненосцев типа «Бородино» избавились только японцы, захватив трофеем русский «Орел», переименованный в «Ивами». Надстройки были срезаны, 152 мм башни убраны, и на их месте соорудили казематы с шестью 203 мм пушками. На схеме видно, насколько уменьшился силуэт «облегченного» корабля, который в таком состоянии и с новой артиллерией вышел как бы не сильнее знаменитой «Микасы», флагманского броненосца адмирала Хейхатиро Того…
Глава 11
— Ты что себе позволяешь? Возомнил себя командующим флотом, решил, что война с этими макаками точно будет, и она неизбежна?! Кассандра в адмиральском мундире! Не тебе о том суждение иметь, чином ты еще не вышел, нашелся тут фло-то-водец!
Последнее слово великий князь Алексей Александрович не произнес, процедил по слогам с нескрываемым презрением. Прошелся по кабинету, стареющий пятидесяти с «довеском» лет мужчина, уже страдающий полнотой, за что «острые на язык» лейтенанты с нескрываемым ехидством называли его «семь пудов августейшего мяса». Да оно понятно и вполне объяснимо — служебными делами «августейший» генерал-адмирал занимался мало. Лысеющий бонвиан, не отягощенный семейными узами, без жены и детей, большую часть времени проводил по заграницам, особенно любил подолгу бывать в Париже, где обзавелся любовницами. Да и в Петербурге у него имелась давняя пассия, с которой великий князь Алексей Александрович порой бывал даже в императорском театре, однако при этом стараясь не попадаться на глаза государя Николая Александровича, дабы не вызвать «высочайшее» неудовольствие от царственного племянника, примерного семьянина.
Зиновий Петрович вытянулся во «фрунт», будто образцовый новобранец перед боцманом, стараясь, чтобы на губах не появилась презрительная улыбка. Эмоции нужно держать в узде, не хватало еще «слететь» с должности перед самой войной, когда только дела, если не «пошли», но хоть уже «с места тронулись». Он хорошо знал цену и самому великому князю, любителю «дольчефаниенте», и беленькому крестику на его груди, ведь в отличие от своего двоюродного братца, который действительно отличился, великие князья в турецкую войну получали эти почетные боевые награды только лишь за «свое высочайшее присутствие вдали от поля брани», как шутили офицеры. И если он еще испытывал трепет перед священной особой императора, то к его дядьям преклонения уже не имелось, слишком много знал из того, что не укладывалось в сознание настоящего «верноподданного».