Вторая путеводная звезда
Шрифт:
Женя отогнал от люка сыщиков подальше, опустил на лицо маску сварщика и провел горелкой горизонтально по щели между крышкой и стеной.
Димыч, упорно не желавший переложить ответственность на коллег – несмотря на поврежденное плечо, – снова бухнулся в дверь…
И она растворилась!
Они чуть помедлили. Насколько можно было разглядеть в умирающем свете летнего дня, вокруг стоял глухой лес. Остроконечные контуры елей казались черной аппликацией на желтой ленте заката.
Мужчины
Царила оглушительная тишина, такая, какую знают только лесные чащи. Несмотря на еще светлый край неба, среди стволов и кустов уже плутала ночь.
– И куда теперь? – растерянно спросил Гоша.
Когда Громов пришел в себя, Юля уже покинула его кровать. Она тяжело дышала, словно свернула бетонную плиту.
– Эй… – тихонько позвал он.
– Чего тебе?
– Я не хотел тебя обидеть… Я просто…
Серега не закончил тираду. Он не знал, как ее закончить. Объяснять, что он привык называть «малышками» всех женщин? Оправдываться? Ну, нет уж, не дождетесь!
– Что «просто»? – холодно поинтересовалась Юля.
– Так… ничего. Ты феминистка?
– Кто-о-о?..
– Феминистка – это… – принялся пояснять Громов, жалея о своем вопросе: он прикован, а эта малышка передвигается, хоть и с цепью, и, не ровен час, снова воспользуется руками… И коленкой!
Она вдруг рассмеялась хрипловатым смехом, который пробрал Серегу странной дрожью.
– Это которые за права женщин? – уточнила Юля.
– Типа того…
– Я за свои личные права, понял?
– Понял, чего ж тут не понять, – поспешил согласиться Серега.
Кажется, она оставалась на своем топчане, – во всяком случае, цепь не позвякивала, – что Серегу от души порадовало.
– А где это ты драться научилась? Ты же вроде гимнастка, а не самбистка.
– Не твое дело. А драться я еще и не начала, к твоему сведению.
– Принято. А почему ты так тяжело дышишь?
– У меня мышечная слабость…
– От зелья?
– Наверняка… Раньше такого ни разу не случалось… В общем так, Громов. Не вздумай ко мне клеиться. И «малышкой» не зови, не нравится мне такое обращение, усвой!
– Усвоил, усвоил, – буркнул он. – Но мы ведь тут вдвоем сидим, надо как-то… Поди сюда. Обратно, в смысле.
Юля колебалась несколько секунд. Но вскоре ее цепь снова звякнула: она шла к Громову. Вспомнила, что нельзя тут громко говорить, не иначе!
Она опять улеглась возле Сереги, и он опять обвил ее рукой, прижал к себе. Ощутив некоторое возбуждение, Громов лишь иронично улыбнулся: малышки, они это умеют… Но… Если бы он реагировал как безмозглый дурень на каждое возбуждающее женское тело, то давно бы стал многоженцем! Тогда как он, Серега, до сих пор холостяк! Его просто так не возьмешь!
Предаваясь
Дело все в темноте, – решил Серега. В ней все по-другому воспринимается. Острее и… и… таинственнее, вот как!
– Так что ты хотел сказать? – тихо спросила Юля.
– Что надо нам как-то вместе выбираться отсюда, – прошептал он, спохватившись. – Или тебе тут нравится?
– Не задавай идиотских вопросов!
– В таком случае…
– В таком случае, я согласна с тобой… э-э-э… сотрудничать!
– Во как! – восхитился Серега.
– Надеюсь, у тебя нет других предложений, – хмуро отозвалась Юля.
– В смысле… насчет выбираться отсюда?
– Насчет сотрудничать!
– А-а-а… Конечно, нет!
– Превосходно. Меня зовут Юля, запомни это.
– Да я уже…
– Тогда давай думать. У тебя есть идеи? – спросила Юля.
– Если у тебя есть шпилька, заколка, булавка, тогда у меня есть идеи!
– Нету… А зачем?
– Наручники расстегнуть.
– Как же теперь быть? – расстроилась Юля.
– Подумаю. А пока расскажи мне все, чего я о тебе и Гарике не знаю!
– Откуда мне знать, чего ты не знаешь?
– Я дело твоего мужа практически не читал. Так только, первые страницы просмотрел. А потом отдал его Кису.
– Кому-у-у?
Она приподнялась и чуть не упала с тюфяка, несмотря на то, что Серега Юлю придерживал: не мог же он ее уж совсем прижать к себе… слишком тесно! С риском получить коленкой в чувствительное место, чтоб ее… Юлю эту!
Она немного повозилась, получше устраиваясь, и вдруг забросила ногу на Серегу.
– Ты извини, – деловито прошептала она, – а то я просто свалюсь…
Ну да, она так же, наверное, ловко цеплялась ногой за снаряд в своей гимнастике, за брусья там или бревно…
Чувствовать себя бревном было немного обидно. Тем не менее ее движение вызвало в нем такую волну, что он испугался: а ну как выдаст его один неконтролируемый орган, – и, не дождавшись объяснений (типа: это ничего не значит, это просто так, все ж таки ты женщина… а я мужчина… и оно само так происходит… а я ничего не имею в виду!..), Юля, по женской феминистской глупости, вдруг снова начнет коленкой орудовать!..
Но все обошлось.
– «Кис» – это Кисанов? – прошептала она, склонившись к его уху, и Серегину щеку защекотали пряди ее волос. – Детектив, который приходил ко мне?