Вторая родина
Шрифт:
Настало седьмое ноября. Все маленькое общество направилось на Панорамный холм в надежде увидеть оттуда в океанской дали английский корвет. Взоры колонистов обращались то к востоку, то к северу. И если со стороны мыса Обманутой Надежды они ожидали осуществления самых заветных своих желаний, то с Восточного мыса — только бед и опасностей.
Обитатели Новой Швейцарии долго стояли на вершине холма, безмолвные и охваченные смешанным чувством надежды и тревоги.
Глава XVII
Ночь была такой темной, что с трудом различалась линия,
130
Огни святого Эльма (Ильма) — электрические разряды в форме светящихся кисточек, наблюдаемые во время грозы на остриях высоких предметов — мачтах кораблей, шпилях церквей, башнях, то есть там, где напряженность электрического поля достигает наивысшей силы. Свое название это явление получило еще в средние века по имени церкви Святого Эльма в Италии, на башнях которой эти огоньки часто наблюдались.
Большая шлюпка, наполовину прикрытая палубным настилом, мерно покачивалась на лениво перекатывавшихся волнах. В такт этой качке слышалось лишь слабое хлопанье кливера и фока.
На корме шлюпки виднелись силуэты двух мужчин, тихо переговаривающихся между собой. Один из них крепко держал румпель, [131] стараясь уменьшить покачивание шлюпки из стороны в сторону. По всему видно, что это был опытный моряк: лет сорока, коренастый и сильный, крепкого телосложения. В его облике не замечалось следов усталости, лишении или душевных переживаний. Это был боцман, [132] англичанин по происхождению, по имени Блок, а еще точнее Джон Блок.
131
Румпель — рычаг для поворачивания руля судна.
132
Боцман — первое лицо младшего командного состава на судне, в обязанности которого входит содержание корабля в чистоте, наблюдение за работами, а также обучение команды морскому делу.
Собеседник боцмана выглядел значительно моложе, на вид лет двадцать, не более. И вряд ли морское дело было его профессией.
На носу шлюпки, под настилом или банками, [133] лежали люди, и среди них — пятилетний ребенок. Бедное дитя жалобно всхлипывало, а мать старалась успокоить его ласковыми словами и поцелуями.
Перед мачтой, на настиле, возле шкотов кливера, взявшись за руки, сидели двое. Неподвижные и молчаливые, они, по-видимому, предавались самым отчаянным мыслям. В густом мраке лица друг друга можно было видеть только при бликах молний.
133
Банка — здесь: сиденье в шлюпке.
Иногда в глубине шлюпки поднималась чья-то голова, но тут же бессильно падала вниз.
И только боцман с молодым человеком продолжали свою тихую беседу.
— …Я внимательно осмотрел
— Но, боцман, — произнес его молодой собеседник, — завтра нам просто необходимо пристать к какому-нибудь берегу, иначе… через сутки-вторые никого не останется в живых…
— Знаю, знаю, и не сомневаюсь, что земля непременно должна показаться. Ведь острова и континенты для того и существуют, чтобы в самые тяжелые моменты к ним могли пристать отважные мореплаватели, — успокаивал его боцман.
— Да, но при условии, что им помогает попутный ветер…
— Для этого он и существует… Но сегодня, к несчастью, ветер занят в другом месте, возможно в Атлантическом океане, или на просторах Тихого, а здесь, он, увы, не способен даже надуть мою шапку… Да… Уж лучше бы поднялась буря и выбросила шлюпку на любой берег.
— Или поглотила бы ее в волнах… — мрачно добавил юноша.
— Только не это, нет, нет, только не это, — запротестовал боцман.
Из всех вариантов этот был, конечно, самый неподходящий.
— Кто знает, кто знает, боцман, — печально произнес юноша.
Собеседники умолкли на несколько минут, задумавшись, прислушиваясь к легкому плеску волн у бортов суденышка.
— Как там наш капитан? — возобновил разговор молодой человек.
— Гарри Гульд — очень мужественный человек… Эти негодяи чуть не убили его… Рана на голове причиняет ему большие страдания, но как стойко он все переносит! Страшно подумать, что все случившееся — дело рук офицера, которому наш бедный капитан так доверял! Этот негодяй подбил матросов на бунт! И должен за это поплатиться! Уверен, что в один прекрасный день, а может быть вечер, он будет повешен на рее. [134]
134
Рей — металлический или деревянный поперечный брус, прикрепленный к мачте судна; предназначен для крепления прямых парусов и поднятия сигналов.
— Презренный… подлый, — повторял молодой человек, в ярости сжимая кулаки. — Наш бедный Гарри Гульд… Это вы, Блок, перевязывали его сегодня вечером?
— Конечно. Как только я перенес его в укромное местечко под настилом и наложил компресс, он пришел в себя и заговорил… Но каким слабым голосом! «Спасибо, спасибо, Блок», — вымолвил он еле слышно. Как будто я делал это ради благодарности! «А земля, земля?!» — сразу заволновался он. «Не беспокойтесь, капитан, — успокоил я его, — она где-то, должно быть, совсем недалеко…» Гарри Гульд посмотрел на меня недоверчиво, и глаза его закрылись.
— Земля, земля… — повторил боцман горестно. — Ну, конечно, Борупт и его сообщники знали, что делали! В то время, когда мы томились в трюме, мерзавцы изменили курс корабля… И лишь удалившись на много сотен лье, они оставили нас в шлюпке одних в таком пустынном месте, куда не заглядывает ни один корабль…
Молодой человек вдруг поднялся и, повернув ухо к левому борту, стал внимательно прислушиваться.
— Вы ничего не слышите. Блок? — спросил он.
— Абсолютно! Даже волны такие бесшумные, будто их смазали маслом…
Молодой человек, скрестив руки на груди, молча опустился на банку. К нему подсел один из пассажиров. Он стал говорить с отчаянием:
— О, лучше бы эту шлюпку опрокинуло шквалом… лучше бы всем сразу погибнуть, чем испытывать муки голода! Завтра заканчиваются последние запасы продуктов…
— Но ведь это завтра, господин Уолстон, — заметил боцман спокойно. — Если же шлюпка перевернется, то это завтра никогда не наступит, а пока есть надежда…
— Джон Блок прав, — поддержал боцмана его молодой собеседник. — Не стоит отчаиваться, Джеймс! Какие бы опасности нам ни угрожали, не будем забывать, что наша судьба в руках Господних, Он один ею располагает… Во всем воля Божья, и мы не должны думать, что Всевышний отвернулся от нас…